Странная дружба
Шрифт:
— Пожалуйста, — тоже улыбнулся Максим. — Всегда рад возможности тебя спасти.
Фраза вырвалась у него сама собой. И тут же вернула его лицу ощущение только закончившейся тренировки — в него ударил стыд. Слова показались какими-то слишком откровенными и глупыми.
Женя смущённо потупилась.
— Ладно, я пойду, — уже едва слышно пробормотал Максим и торопливо развернулся. Пылали не только щёки, но уже вся голова. Он ускорил шаг.
И вдруг до его ушей донеслось весьма бодрое Женино:
— Пока!
Он ещё больше
А Женька смотрела ему вслед, прикусывая изнутри нижнюю губу, чтобы улыбаться не совсем уж как дуре. Его слова эхом повторялись у неё в ушах и почему-то отдавались где-то в сердце.
Женька прикрыла глаза и потрясла головой, чтобы хоть немного отогнать это чувство и прийти в себя. И сразу вспомнила, что заготовила для встречи с этим парнем насущный вопрос: как назывался тот странный кустарник, который изучал Макс?
Не то, чтобы её сильно это интересовало, но другого повода завязать разговора что-то не находилось. А потом неожиданно и этот повод к слову не пришёлся.
Женьку вдруг настигло неумолимое желание прямо сейчас этот вопрос задать. Конечно, интереса в местной флоре у неё спонтанно не отросло. Но жгучая потребность догнать Макса стала покалывать ноги, из которых мигом испарилась вся тренировочная усталость. И плевать на начинающий накрапывать дождь.
Макс, конечно, уже давно из вида скрылся. Но шанс нагнать его оставался. Женька ускорилась. И если бы не оклик из проскакивающей мимо беседки, то непременно нагнала бы.
— Эй!
Женька машинально остановилась. У неё вообще будто в крови была привычка слушаться, которая, кажется, сильно не нравилась маме даже в детстве.
В витой беседке, покрытой лазурной краской и навевающей мысли о симпатичной птичьей клетке, стоял Лев — вожатый восьмого отряда. Сначала Женька радостно подумала, что обращался он не к ней собралась было дёрнуться дальше. Но его внимательные, тёмные глаза устремлялись прямо она неё, а в округе ни души.
Дураков не было шляться под вполне осязаемым уже дождём — тяжёлые капли противно шлёпали по лицу, бухали в голову и холодом оставались на желтой футболке, оставляя после себя большие круги на ткани — словно следы пуль.
— Куда это ты? Дождь уже вовсю… Иди сюда.
И Женя… пошла.
Не потому, что боялась растаять. Просто когда кто-то взрослый приводил какие-то аргументы, Женьке автоматически хотелось с ними согласиться. А под дождём действительно ходить нельзя — можно и простыть.
Она пошла по направлению к беседке. По мере приближения лазурная краска переставала казаться ровной, а сама конструкция беседки ажурной. То тут, то там проступали облупившиеся плеши, а кривизна деревяшек отдавала общей небрежностью.
Лев стоял, упираясь локтем в беседочный угол выше головы. Ноги его образовывали диагональ с телом, скрестившись стопами к нижнем углу. Лев надёжно перекрывал вход в беседку, одновременно
Женька остановилась, не доходя пары шагов до порога беседки. Дождь уже рисковал перерасти в ливень. Разочарованно подумала, что уже в любом случае не догонит Максима. И подняла на Льва взгляд со следами раздражения.
Тот, не спуская с лица лёгкой улыбки, окинул её взглядом сверху вниз. А когда встретился глазами, его брови заметно дёрнулись вверх.
Он оттолкнул себя от деревянной конструкции, становясь ровно. Женя ожидала, что он сейчас сделает шаг назад — всё-таки не мокнуть же перед беседкой до конца дождя. Но Лев вдруг протянул ей свою большую раскрытую ладонь с очень чётко очерченными линиями судьбы.
В первую секунду она не поняла, что Лев хочет у неё забрать. А потом в голове всплыл образ.
Что-то вроде книжного Петербурга с его вечными дождями и туманами. Большая карета, в дверях которой появляется дама в бархатном платье и муфточкой на уровне груди. У кареты стоит джентльмен в высокой шляпе цилиндром и, протянув руку, ждёт, пока дама её примет.
В таких сценах — на картинах, в книгах или кино — Женьке всегда виделось что-то возвышенное. И ей нравилось наблюдать подобное даже в «современной аранжировке». Когда мужчина подаёт руку женщине, помогая.
И жаль, что с мамой обычно такого не прокатывало — она имела способность выскочить из машины первой, иногда даже в процессе парковки и унестись куда-нибудь, оставляя семейство самим решать мелкие вопросы типа нормального закрывания дверей. А вот со Светой такое получалось часто. И папа галантно подавал ей ладонь.
А теперь ладонь подавали Женьке. Лев. Она на секунду уставилась на неё — бугристую и на вид тяжёлую. С длинными пальцами, каждый из которых напоминал рукоятку отвёртки. А потом будто кто-то в голове начал её подгонять — что стоит сейчас Женя как дура, мокнет и вообще по всем параметрам напоминает остолопа. Так что её ладонь сама собой дёрнулась вверх и торопливо легла в предложенную руку.
Отвёрточные пальцы в мгновение ока обхватили её, и ладонь потерялась среди смуглого оттенка чужой кожи. Женьку потянули вперёд, и она по инерции зашагнула на низкую ступеньку — беседка стояла на небольшом фундаменте.
Лев, двинувшись спиной вперёд, исчез внутри, утягивая за собой внутрь беседки и Женьку. Там она быстро огляделась — ничего необычного, только скамейка вдоль многоугольной стены и круглый столик в середине, на который облокотился Лев.
Руку её он уже выпустил, и Женя почувствовала, как разлепляются пальцы.
— Ты Снегурочка, что ли? — с лёгкой ухмылкой спросил Лев, уже не стесняясь оглядывая Женьку.
— Что? — не поняла та, мельком косясь глазами вниз в попытке понять, о чём говорит чужой вожатый.