Странная погода

Хилл Джо

– Я не знаю, мистер Бьюкс.

Усталым кивком он отделался от своего вопроса.

– Пойдем. Я тебя сейчас отфезу. Тебе лучше прихфатить с собой книшку и, не знаю, еще что. – Он опустил взгляд, разглядев-таки, что я в одних трусах и носках. Выгнул одну седую, жутко косматую бровь. – Штаны, наферное.

– Вам незачем подвозить меня за угол. Езжайте, посмотрите, все ли с вашим спортзалом о’кей. И не тревожьтесь за Шелли. Я буду там через пять минут.

Гром зарычал у него за спиной. Бросив еще один огорченный взгляд в небо, мистер Бьюкс подался в дверной проем и пожал мне руку двумя своими.

– Ты чертофски хороший мальчик, – возгласил он. – Шелли фсекда

мне твердила об этом, знаешь ли. Всякий раз, как домой приходила. Ларри, это чертофски хороший мальчик. Сколько фсего забафного он рассказывает про конструирование. Берегись, Африканер. Фозьму и попрошу его сконструировать мне нофого муша, который не бреется в душе так, что потом тот выглядит, будто в нем хорька в клочки разорвало. – Он улыбнулся воспоминанию, хотя в остальном лицо его по-прежнему было помятым, в какой-то ужасный момент я даже подумал, что он опять примется плакать. Он же поднял руку и обхватил ею меня за шею: – Чертофски хороший мальчик, уверяла она. Она всегда отличала, когда в ком-то феличие сидело. И не тратила фремя на людей фторосортных, никокта-никокта. Только самые лучшие. Фсегда.

– Всегда? – спросил я.

Он пожал плечами и сказал, подмигнув:

– Фышла же она са меня замуш.

Глава 7

По пути за штанами я сделал крюк на кухню и набрал номер энергокомпании отца. Номер коммутатора я знал наизусть и подумал, может, они перебросят меня напрямую на рацию отца. Хотел уведомить его, где я буду: полагал, что есть вполне разумный шанс провести вечер, развалившись на диване четы Бьюксов. Только с того конца линии трубку никто не брал, да и гудков не было. Одно только долгое, мертвенное шипение. Я повесил трубку и собирался еще раз попробовать, когда сообразил, что в трубке вообще гудков нет.

До меня вдруг дошло, что на кухне очень уж сумрачно. Экспериментируя, я щелкнул выключателем. Светлее от этого не стало.

Я пошел к большому окну в гостиной и посмотрел на вымершую улицу: ни в едином окне не было света, хотя и было уже темно. Жившие напротив нас Амберсоны всегда сидели у телевизора, а вот сегодня в их окнах не было обычного голубого сияния. В какой-то момент, пока мы с мистером Бьюксом разговаривали, где-то на линии произошел обрыв, лишивший тока всю округу.

«Нет, – подумал я. – Это он».

У меня живот подвело. Неожиданно захотелось сесть. Во рту стоял привкус «Панамской причуды», отдававший сладкой желчью.

Дом ходил под ветром, скрипя и треща. Видно, немало линий вышло нынче из строя. В этой связи совершенно достоверно было представить себе, что пожар в спортзале имел какое-то отношение к грозе… пожар, что удобно оставил Шелли в полном одиночестве при полной невозможности поднять тревогу, случись какая беда, потому как, даже если она и вспомнила бы, как звонить в полицию, телефон у нее не работал так же, как и у меня.

Я подумал было перебежать на ту сторону улицы и бить кулаком в дверь мистера Амберсона, вопя о помощи, и…

…и потом что? Что мне было ему сказать? Что я боюсь жестокого человека с татуировками, который подстроил пожар и обесточивание, чтобы взять снимки «Полароидом» у потерявшей разум старухи? Позвольте сказать вам, как это выглядело бы: типа малышок-толстячок с головой, сплошь засоренной фильмами ужасов, впадает в истерику из-за легкого грома с молнией.

Я задумался, не остаться ли попросту дома. Мне не нравится признаваться в этом, но мысль у меня мелькнула, что мистер Бьюкс все равно бы никогда не узнал, приходил ли я смотреть за его женой. Ну да, наверняка, через пару часов он вернется из своего спортзала,

а меня там нет. Так я всегда смог бы ему лапшу на уши навесить, что только на минутку домой за подушкой отлучился и уже возвращаюсь.

Мысль эта (очень ненадолго) ввергла меня в постыдный трепет облегчения. Я мог остаться дома, и если бы пришел Финикиец и сделал с Шелли что-то (что-то ужасное), то я был бы ни при чем и знать о том был бы не обязан. Мне было всего тринадцать, и никто не мог ждать, что я попытаюсь защитить душевнобольную старуху от урода-садиста с наколкой в милю на теле.

Идти я боялся… но, в конце концов, оставаться я боялся еще больше. Мне представлялось, как м-р Бьюкс, вернувшись, находит Шелли свалившейся с кровати, со сломанной шеей, с вывернутой назад головой, будто разглядывавшей что-то у себя между лопаток. Закрывая глаза, я видел это: ее сморщенные губы в гримасе ужаса и муки, ее костенеющий труп в окружении сотен моментальных снимков «Полароида». Если Финикиец наведается к ней, пока я буду трусливо сидеть дома, я, может, и смогу ложью оправдаться перед мистером Бьюксом. Только самого себя мне ложью не провести. Вина была бы непомерна. Она меня изнутри сглодала бы, испортила бы все хорошее в моей жизни. Хуже всего, что я чувствовал: мой отец по какому-то наитию узнает о моей трусости, и я уже никогда не смогу посмотреть ему в глаза. Он узнает, что я на самом деле так и не пошел следить за миссис Бьюкс. Мне никогда не удавалось солгать ему ни в чем, что имело значение.

Одной мысли хватило, чтоб я влез в штаны и вышел за дверь. Может, подумал я, подберусь к дому да подгляжу в окно. Если миссис Бьюкс одна и спит в своей постели (если все будет чисто), я смогу пристроиться на кухне с ножом в одной руке и с ружьем-веселухой в другой, поближе к черному ходу, в готовности бежать и орать так, что чертям тошно станет, если кто-то попытается силой проникнуть в дом. В сумраке конца дня я все еще думал, что ружье-веселуха способно хоть на секунду кого-то задержать. А если одурачить им никого не удастся, то я всегда мог бы швырнуться им.

До того как уйти, я сел за кухонный стол написать записку отцу. Хотелось выразить в ней все то, о чем я уже не смог бы рассказать ему, если бы появился Финикиец. Хотелось, чтоб он узнал, как сильно я его люблю и что вполне славно провел время на Земле до тех пор, пока меня не забили, как молодого бычка.

В то же время не хотелось писать все это, самому обливаясь слезами. А еще не хотелось царапать как курица лапой что-нибудь безнадежно стеснительное, если кончится это для меня тем, что я проведу ночь на кухне миссис Бьюкс, разгадывая кроссворды, и ничего не произойдет. В конце концов написал:

«СО МНОЙ ВСЕ О’КЕЙ. М-Р БЬЮКС ПОПРОСИЛ МЕНЯ ПОБЫТЬ С ШЕЛЛИ. У НИХ ПОЖАР В ЕГО СПОРТЗАЛЕ. УФ, УЖ НЕ ВЫПАЛ ЛИ ЕМУ ЧЕРНЫЙ ДЕНЬ? ЛЮБЛЮ ТЕБЯ. «ПАНАМСКАЯ ПРИЧУДА» БЫЛА ПРОСТО ПРЕЛЕСТЬ».

Глава 8

Когда я открыл дверь, ветер сильно пихнул меня, его порыв скакнул мимо и пьяно вкатился в дом. Мне пришлось отступить назад, сутуля плечи под ветром.

Но, зайдя за угол и направившись к дому Бьюксов, я оказался спиной к ветру. Порывы догоняли меня, превращали мою легонькую ветровку в парус, заставляя не столько шагать, сколько бежать трусцой. Угловой дом был выставлен на продажу, и, когда я проходил мимо, металлический знак риелтора, болтавшийся туда-сюда, сорвался, пролетел футов двадцать, прежде чем со звуком, напоминавшим хаканье рубщика мяса, впиться в мягкую грязь в чьем-то в палисаде. У меня было ощущение, будто я не столько иду к дому Шелли, сколько меня туда задувает.