Странная школа в городе дождя
Шрифт:
Я вместе с учениками, как завороженная, наблюдала за тем, как сменяются за окном дожди, но нет-нет да бросала взгляд на учителя, который очень сосредоточенно управлял своей стихией. Дождевые потоки словно отражались в его умных серых глазах, и казалось, что вода переливается внутри них, струится и закручивается в водовороты. Я наконец оторвала от него взгляд, потому что это становилось уже странным и даже неприличным. Но меня так и тянуло посмотреть на него снова. Джейкоб был довольно молод по сравнению с учителями, которые вели занятия до него. Длинные темно-русые волосы, прочерченные слева тонкой серебристо-седой прядью, легкими волнами спадали ему на плечи, обрисовывая благородный овал лица.
Его голос был очень тихий и приятный, и все ученики слушали его рассказ, затаив дыхание и боясь
Я снова скрылась на одном из пустовавших балконов и задумалась.
Не успела я расстроиться из-за того, что этот красивый учитель пробудет с нами совсем недолго, – ведь его уроков осталось не так много, – как он сказал, что его роль, возможно, на этом не заканчивается. Оказывается, некоторым ученикам он станет наставником, но все решится уже после окончания его курса. Что делает наставник, не знаю, но как я поняла, это что-то вроде куратора. Он будет поддерживать тех учеников, которых к нему отпишут, до конца учебы. Как же мне хочется, чтобы в их числе оказалась и я! Просто приходить к нему в моменты каких-то трудностей, по учебе или нет, это ли не счастье? Иметь возможность поделиться с ним радостью или горем, услышать слова одобрения или утешения, произнесенные тихим, проникающим в душу голосом. Пусть мне хоть раз повезет! Пожалуйста!
* * *
Этот перерыв оказался немного длиннее предыдущего, и я опять пожалела, что не взяла дневник. Можно, конечно, было бы записать в учебной тетради, но здесь их выдавали каждому ученику и сразу отмечали в журнале, словно вели учет. Вдруг эти тетради не требуют проверки, потому что учителя и так видят все, что в них написано? Это глупость, конечно, но лучше не рисковать. Я настолько еще плохо разбираюсь во всех магических премудростях, что на свои знания пока ориентироваться не стоит. Кто знает, насколько широко тут применяется магия, и в каких областях она вообще действует?
Я перегнулась через перила и посмотрела вниз, слегка высунувшись из-под навеса. Дождик тут же принялся ласково трогать мою макушку легкими каплями. Интересно, это Джейкоб ослабил дождь после занятия, или просто иссякла очередная туча? А впрочем, если я не ошибаюсь, за всеми дождями постоянно кто-нибудь да следит, и если нужно, подправляет.
Впереди меня ожидало последнее занятие: кажется, что-то вроде урока истории по образованию городов стихий. Как же это было странно! Вместо того, чтобы изучать основы, жанры и историю журналистики, как полагается студентам первого курса института моей мечты, мне приходилось слушать о том, как были созданы города, чтобы с их помощью сохранять баланс и равновесие погоды на Земле. И не сказать, что мне совсем не интересно, просто меня не покидает ощущение, что я нахожусь в каком-то затяжном бредовом сне. Но нет, все это мне не снится и происходит на самом деле. Зато настоящие сны ко мне подбираются ночью: странные, безумные сны, в которых я тоже до конца не уверена, что сплю.
Как я уже упоминала, моя каморка представляла собой аппендикс в углу спальни,
Проснулась я резко, словно меня кто-то толкнул. Почему-то первой мыслью было, что девчонки решили надо мной подшутить, но рядом никого не оказалось. В помещении было совершенно светло, что было уже само по себе странно, ведь в мою каморку свет проникал очень плохо. Похлопав в недоумении глазами, я вдруг сообразила, что нахожусь совсем не там, где заснула. Вместо проема в изголовье моей кровати сейчас была совершенно глухая стена, зато остальных стен, которые так надежно укрывали меня от чужих глаз, теперь не было! Я лежала почти посередине просторной и довольно светлой комнаты, в которой кроме меня не было ни души. Неужели это такая школьная шутка? Перетащить ночью спящего человека в другую комнату и оставить там. Сейчас, стало быть, все шутницы сгрудились где-то и подглядывают за мной из-за угла. Я хотела привстать на кровати, чтобы поискать, где может быть их укрытие, но не смогла подняться даже на локтях. Я едва приподнялась и тут же бессильно рухнула обратно, словно мои конечности весили по полтонны каждая. При этом тяжести в теле я не ощущала, просто не могла больше пошевелиться. Я попыталась позвать на помощь, и голос меня подвел. Я почти беззвучно что-то просипела, но не смогла произнести ничего связного, словно губы и язык меня перестали слушаться. Мне стало очень страшно. Страх накрыл меня липкой волной, захлестнул по самое горло, и мне показалось, что дышать становится все труднее. То, что в помещении было светло как днем, не убавляло ужаса, а наоборот диссонировало с происходящим, будто в какой-то чудесный солнечный день я, придавленная неведомой силой к постели, медленно и мучительно умираю.
Я лежала и ждала своей смерти, и лучи солнца, которые просачивались сквозь разноцветное витражное окно, казались зловещими и живыми. Полупрозрачный рисунок на стенах, что лучи рисовали сквозь витраж, представлялся мне важным посланием. Там было что-то изображено, но как только я пыталась разобрать, рисунок плыл и искажался, не давая мне ухватить смысл. Лучи змеились и уплотнялись, становясь похожими на гигантских червей, и вот в этот момент я наконец поняла, что сплю. Облегчение разлилось по телу, потому что можно было больше не бояться за свою жизнь, и не пытаться разгадывать секрет витражного рисунка. Необходимо было лишь вырваться из хватких лап сновидения, которое, однако, вцепилось в меня накрепко.
В плену злобного сна я находилась словно целую вечность. До избавления был всего лишь шаг, но сделать его не получалось. Страх снова стал подкатывать под горло, потому что я вдруг подумала, что на самом деле проснуться мне уже не суждено. Может быть, это моя предсмертная агония, может быть, во сне всегда умирают именно так, никто же не знает, что чувствовали люди, казалось бы, тихо и безболезненно отошедшие во время сна. Мы скорбим и одновременно радуемся за почивших, если они просто тихонько гаснут, без боли, без стонов и мук, но может быть, не стоит так обольщаться, утешая себя их легкой смертью? Вдруг смерть во сне – это самое страшное, что может с нами случиться?
Не представляю, сколько длилось это подобие агонии. Ужас заполонил каждую клеточку моего тела, но как только я уже думала, что сильнее бояться нельзя, мне становилось еще страшнее. Комната стала казаться ненастоящей, нарисованной – грубо и неумело. Черви-лучи толстыми корявыми палками елозили по полу, медленно, будто на ощупь, подбираясь к моей кровати. Не знаю, чем бы это кончилось, если бы меня не разбудила одна из учениц.
– Эй, – довольно неприветливо пробурчала она. – Хватит разлеживаться. Ишь как разоспалась. Так скоро совсем просыпаться не захочешь.