«Странная война» в Черном море (август-октябрь 1914 года)
Шрифт:
Обнаружив дерзкий маневр русских, командир «Явуза» тоже подвернул влево и, приведя дивизион В.В. Трубецкого на курсовой угол 60 градусов правого борта, открыл огонь по головному миноносцу — «Лейтенанту Пущину». Дредноут стрелял шестиорудийными залпами противоминной артиллерии с дистанции 60-70 кабельтовых, которая постепенно сократилась до 45 кабельтовых. Первый залп лег с большим недолетом (8-9 кабельтовых), второй — недолетом в 1-2 кабельтова, третий — небольшим перелетом. Четвертый залп дал три попадания 150-миллиметровыми снарядами.
Вот что писал в своем донесении капитан I ранга В.В. Трубецкой: «От взрыва 6-дюймового (правильно 150-миллиметрового. — Д. К.) снаряда, попавшего в палубу под мостиком и взорвавшегося в командном кубрике, вспыхнул пожар и была выведена из строя вся прислуга носовой подачи. Следующим залпом с мостика смело всех сигнальщиков и разворотило штурманскую рубку и привод штурвала. Миноносец управлялся машинами. Нос миноносца начал погружаться, электрическая проводка была перебита, почему нельзя было откачивать воду из кубрика и погреба турбиною. Температура от разгоравшегося пожара быстро стала подниматься, почему начали взрываться патроны. Опасаясь взрыва патронного погреба и видя,
Экипаж «Лейтенанта Пущина», потерявший пятерых убитыми, двоих без вести пропавшими и 12 ранеными [44] , молодецки боролся за живучесть корабля, проявляя образцы мужества в духе лучших традиций отечественного флота. Унтер-офицер-электрик, несмотря на ранение, быстро отыскал повреждение электропроводки и умело заменил испорченный провод, благодаря чему удалось запустить водоотливную турбину и начать осушение затопленных помещений. Подводную пробоину заделал трюмный унтер-офицер, который спустился во второй кубрик, невзирая на пожар, разгорающийся в расположенном рядом артиллерийском погребе. На раскуроченном мостике несколько моряков руками обдирали горящую парусину, не давая распространяться огню. Когда осколками неприятельского снаряда было перебито рулевое устройство на ходовом мостике, руль был переведен на ручной привод благодаря грамотным и инициативным действиям рулевого боцманмата {222} . И этот перечень далеко не полон.
44
Были убиты сигнальщик А. Велижинский, матросы 2-й статьи И. Баран и К. Щербина, кок Л. Литвинов, кочегар 1-й статьи Н. Цуркан, без вести пропавшими числились матрос 1-й статьи П. Пустовит и сигнальный боцманмат К. Данюк. Один из двоих моряков, выброшенных взрывом за борт, — кочегар Крикун — доплыл до бакана в точке «Аз», с которого был снят через два часа ледоколом «Гайдамак».
Подбитый и осевший носом «Лейтенант Пущин» своим ходом вернулся в Севастополь без четверти девять; к половине десятого пришли и «Жаркий» с «Живучим», не получившие повреждений [45] .
После поворота дивизиона В.В. Трубецкого на запад капитан цур зее Р. Аккерман, приняв, по-видимому, этот маневр за свидетельство произведенного торпедного залпа, счел за благо отвернуть влево. Отступавшие русские миноносцы были оставлены в покое, тем более что перед немцами предстала куда более заманчивая цель…
45
В воспоминаниях В.В. Безуара, состоявшего осенью 1914 г. флагманским минером отряда заградителей, приводится совершенно иная интерпретация действий 1-го дивизиона. Василий Викторович свидетельствует, что сам князь Трубецкой «постоянно возмущался» широко распространившимися описаниями своего «подвига» и утверждал, что «в действительности это не была минная атака, т.к. дивизион, обладавший скоростью на 2 узла меньше «Гебена», не мог фактически среди бела дня его атаковать». По версии В.В. Безуара, основанной якобы на высказываниях В.В. Трубецкого, последний лишь пытался «прорваться в Севастополь» мимо «Гебена», который случился у входного фарватера. Учитывая документально зафиксированные обстоятельства событий 16 (29) октября, приходится признать точку зрения В.В. Безуара несостоятельной. Да и сам В.В. Трубецкой, имевший все возможности опровергнуть устоявшийся взгляд на мотивы своих маневров перед лицом «Гебена», не сделал этого ни официальным порядком, ни в своих публикациях в эмиграции. Не обнаружено подобных откровений и в позднейших письмах князя бывшему морскому министру И.К. Григоровичу, отложившихся в коллекции Русского заграничного исторического архива (ГАРФ. Ф. р-5970. Оп. 1. Д. 116).
Накануне описываемых событий — 15 (28) октября — возвратившийся с моря командующий флотом получил повеление Верховного главнокомандующего об отправке на Юго-Западный фронт, в Луков, расквартированной в Крыму 62-й пехотной дивизии {223} . В тот же день в штаб флота поступило срочное и секретное отношение начальника упомянутой дивизии: генерал от инфантерии А.И. Иевреинов сообщал о своем выступлении в состав действующей армии и испрашивал перевозки морем в Севастополь расквартированного в Ялте батальона Мариупольского полка — «для выигрыша времени и сохранения силы людей» {224} . Далее войска предполагали оправить на фронт по железной дороге [46] .
46
После начала войны с Турцией 62-я дивизия была оставлена в Севастополе, но уже через месяц — 19 ноября (2 декабря) — адмирал А.А. Эбергард получил приказ ставки об отправке дивизии в Белосток. В Севастополе ее заменили ополченческие дружины. (РГВИА. Ф. 2003. Оп. 1. Д. 37. Л. 47; Д. 39. Л. 226.)
Для перевозки мариупольцев командующий отрядил «Прут» — самый крупный (5400 тонн в полном грузу) и вместительный (600 мин в двух погребах) заградитель Черноморского флота, способный принять 630 человек пехоты (в декабре 1909 г. переоборудован из парохода Добровольного флота «Москва») {225} . Решение направить в Ялту столь ценный корабль, к тому же имевший на борту полный запас мин (который, кстати, составлял без малого половину количества мин, поднимаемого всем флотом [47] ), немало озадачивало современников и позднейших исследователей, но являлось в известной степени вынужденным. Вот как аргументировал свое решение А.А. Эбергард, отвечая спустя несколько дней на вопрос морского министра: «Я послал заградитель «Прут» как единственный в то время транспорт под парами (он был с флотом в море на маневрах). В моем распоряжении были годные для перевозки войск только «Прут», «Кронштадт» и четыре заградителя. На заградителях, так же как и на «Пруте», были мины, но более современные. «Кронштадт» (отменно оборудованная плавмастерская. — Д. К.) для нас более ценен, чем «Прут» {226} .
47
По приводимым в литературе данным, на борту «Прута» находилось от 700 до 750 мин. Расхождение этой цифры с миноподъемностью корабля, приведенной в секретном «Судовом списке» 1914 г., вызвано, очевидно, тем, что корабль имел мины не только в обоих погребах, но и на верхней палубе.
Когда около 2 часов пополудни 15 (28) октября флот вернулся в Севастополь, на флагманском корабле был поднят адресованный «Пруту» сигнал «приготовиться к походу», а его командир был вызван на «Георгий Победоносец». Там капитана II ранга Г.А. Быкова [48] принял адмирал А.А. Эбергард, который приказал командиру «Прута» идти в Ялту, на следующее утро взять на борт батальон и незамедлительно возвращаться в Севастополь. Проходя через помещение оперативной части, Г.А. Быков узнал от офицеров штаба о радиосообщениях рейсовых пароходов РОПиТ, из коих следовало, что в Черном море находятся турецкие боевые корабли. Зайдя к начальнику охраны рейдов капитану I ранга В. З. Бурхановскому за указаниями для прохода минных заграждений, Георгий Александрович высказал уместное опасение, «как бы «Прут» со своим батальоном не напоролся на «Гебен» {227} .
48
Быков Георгий Александрович (1874-?) — капитан I ранга (1919?). Окончил морской кадетский корпус (1893). С 1901 г. — флаг-офицер командующего Практической эскадрой Черного моря, старший флаг-офицер штаба командующего Черноморским флотом. Старший офицер канонерской лодки «Кубанец» (1907-1908), командир эсминца «Звонкий» (1908-1911), яхты «Колхида» (1911-1912), эсминца «Живой» (1912-1913), заградителя «Прут» (1913-1914). В Гражданскую войну — в Вооруженных Силах Юга России. В эмиграции жил в Брюсселе.
Перед выходом в море начальник отряда заградителей контр-адмирал Н.Г. Львов со штабом перешел на «Великую княгиню Ксению», а находившиеся на «Пруте» ученики Минной школы были отправлены в береговой экипаж.
После 5 часов пополудни «Прут» снялся с бочек и вышел в море. Командир приказал затемнить корабль и не включать ходовых огней, а сам во все время перехода не сходил с мостика. Расшифрованное около 21.00 радио командующего о пребывании «Гебена» в Черном море и о назначенном на утро выходе флота из Севастополя, вероятно, только усилило тревогу Г.А. Быкова.
Около полуночи, когда уже открылись огни Ялты, командир «Прута» получил радиограмму комфлота: «Ночь держитесь в море. После рассвета возвращайтесь в Севастополь, вскрыв, если появится неприятель, пакет 4Ш», и затем указание: «Завтра приготовиться ставить мины», адресованное, кроме «Прута», остальным заградителям отряда контр-адмирала Н.Г. Львова, а также «Дунаю», «Беш-Тау», «Дых-Тау» и начальнику обороны Керченского пролива{228}. Из опасения ночной встречи с дозорными миноносцами командир заградителя решил держаться мористее и лишь после рассвета подойти к исходной точке входного фарватера. Мотивы этого решения со слов самого Г.А. Быкова впоследствии изложил П.А. Варнек: «Быков предполагал, что на рассвете в этом районе его прикроет флот или, во всяком случае, сильный отряд и обеспечит вход в Севастополь. Он думал, что в противном случае ему приказали бы зайти в Ялту или скрываться в Балаклаве, что с его опытом не представляло затруднений, или же пройти в Севастополь, пользуясь известным ему фарватером между берегом и минными заграждением»{229}. Коль скоро командир «Прута» рассчитывал на активное содействие всего флота или «сильного отряда», резонно предположить, что на заградителе не приняли радио с распоряжением «поддержать «Прут», переданное штабом флота капитану I ранга князю В.В. Трубецкому — ведь только ему специально ставилась задача обеспечить возвращение заградителя в базу.
Радио командующего об открытии военных действий на «Пруте» приняли в 5.20. Не имея новых инструкций, Г.А. Быков, находившийся много мористее точки «Аз», приказал ворочать на инкерманский створ. С побудкой на корабле началась подготовка к постановке минного заграждения. Начало светать, но северную часть горизонта застилала полоса тумана.
В 06.33 со стороны берега было замечено зарево, «как от сильной канонады», что дало командиру «Прута» основание предположить, что между ним и Севастополем находятся неприятельские корабли. Пытаясь избежать встречи с противником, Г.А. Быков приказал увеличить ход до полного и повернул на юго-восток — в направлении Балаклавы.