Странненький

Ост Сергей

Один из ополченцев постоянно должен был сидеть в «гнезде» – огневой точке, оборудованной чуть в стороне от поста, обложенной мешками с песком и прикрытой ветками и хламом. Ещё двое досматривали проезжающих. Порою они вели себя совершенно беспечно, пропуская без внимания машины со своими знакомыми, в которых мог притаиться кто угодно. А порой прикапывались к водителю или пассажирам на ровном месте, ну или мне так казалось. Это имело смысл – часто требующиеся на нужды обороны вещи после таких досмотров меняли владельца и переходили в распоряжение блокпоста.

Прошло ещё несколько дней. Референдум приближался. Первого мая я на дежурство не выходил – мать настояла на том, чтобы идти

сажать картошку. Заявился на пост только к вечеру, узнать, будут ли на завтра какие-то поручения.

Дыр был там. Он сидел с Митричем и ещё одним, незнакомым мне мужиком, в деревянной будке, сколоченной наспех из досок, так что защитить она могла только от солнца. Будку они расположили сбоку от поста, так что с дороги она была не видна, скрытая порослью подлеска в посадке. С дозорным и стрелком в гнезде они переговаривались по охотничьим рациям. На крохотной туристической газовой горелке кипятился чай в кастрюльке. Темнело.

Дыр поманил меня пальцем, предложил место и угостил чаем.

– Как дела, юниор?

– Нормально.

– В Россию не собираешься?

– Лично, или в составе республики?

– Ха, во даёт, а! Видал?

– Пацан шарит!

Когда все отсмеялись, Дыр мрачно сплюнул в сторону и бросил:

– Только в России нас, похоже, не ждут. По крайней мере, пока.

– То есть не будет поддержки, как в Крыму?

– Не видно движений в эту сторону. Какая-то суета есть, но это не то. Скажи, у тебя случаем нету с той стороны знакомых, которые могут помочь переправить к нам через границу кой чего? На таможне или среди погранцов?

Я честно признался, что нету.

– Ясно. Бесполезный ты юнит. Ладно, будем думать. Щас надежда только на контрабанду остаётся. Митрич, ну шо он, обтесался малёхо?

– Да вроде. Тормозной немного, но исполнительный.

Мне стало немного обидно, что обо мне сложилось такое впечатление, но я вынужден был признать, что он прав. Я хотел было уверить всех, что постараюсь быть более разбитным и зорким, но не успел. Рация командира городского ополчения заработала, и взволнованный голос доложил, что на трассе замечено подозрительное движение. Несколько машин с вооруженными людьми, грузовик и что-то бронированное, маркировку я не запомнил.

– Понял, ждём гостей, конец связи.

Дыр связался с другим блокпостом, на въезде с запорожского направления, и отдал распоряжения. Также вызвал подкрепление – поднял с постели тех, кто уже отдежурил днём. Вскоре должны были прибыть на подмогу несколько вооружённых бойцов.

– Так, Тёма, – Дыр впервые обратился ко мне по имени. – Толку от тебя мало, а щас может Вальпургиева ночь начаться. Вали-ка ты домой.

– А ничо, шо она вчера была?

– Вот ты грамотный. В общем, ты понял. Раз стрелять не умеешь – не маячь тут.

– Вообще-то умею. Я на школьных стрельбах двадцать очков из калаша выбивал.

– Ты ж сказал шо пацифист.

– Ну, так это ж не по-настоящему стрелять, просто предупредительно? Типа как ядерное оружие – оно есть, но его никто не применяет.

Дыр затих, всматриваясь в темноту.

– Без тепловизора ни чёрта не видать, – пробормотал он, и добавил уже чётче. – Митрич, гасим горелку, окурки. Занять позиции.

Потом он посмотрел на меня.

– Боюсь, понарошку кончилось. Шуруй домой.

Я нехотя поднялся и потрусил к своему подъезду, сокрушаясь от нахлынувших противоречивых чувств. Облегчение – от того, что в меня никто не будет стрелять, и от того, что самому не придётся это делать. Но также и неприятное чувство, что я сбегаю, бросаю своих.

Я не успел дорефлексировать, потому что всё началось, когда я ещё не добрался до дома. Сначала издали донёсся тупой бабах,

потом быстрый свист, вспышка на блокпосту и звук уже разорвавшегося боеприпаса. Потом, спустя пару секунд, цикл повторился. Кто-то сдавленно вскрикнул. Следом пошли короткие очереди, по два-три выстрела. И только потом с блокпоста начали отвечать в темноту одиночными, уверен, что скорее наугад, чем стараясь попасть в то место, откуда прилетали пули. Я сжался в оцепенении, присев на корточки у соседнего подъезда, за скамейкой без спинки, почти доломанной алкашнёй. Меня удивило шевеление листьев, нетипичное в такую безветренную погоду. Потом я понял, что это было – перестрелка продолжалась и пули, пущенные в сторону блокпоста, долетели сюда и попали в кусты сирени. Посыпалась серая в темноте штукатурка, обнажая силикатный кирпич. Только я развернулся вполоборота, готовясь пробраться к своему подъезду и нырнуть в его спасительное нутро, как что-то чиркнуло меня по груди под ключицей, едва зацепив. Боли я сначала не почувствовал, только футболка стала липкой. Потом пришло понимание, что в меня попали, к счастью не серьёзно, дурная пуля прошла по касательной. Но если я ничего не предприму, это может повториться в любой миг. Я упал на майский прохладный газон и пополз, перелез через низкую оградку, выбрался на асфальтированную площадку перед козырьком. Надо было встать и набрать код, а я всё не мог решиться. Лаяли и выли собаки, продолжалась беспорядочные выстрелы. Нападавшие не пытались всерьёз подавить огонь защитников блокпоста, а те, в свою очередь, больше обозначали своё присутствие и намерение удержать позицию, чем пытались нанести ущерб противнику. Ещё раз бабахнуло – теперь, как будто, поближе. Последовали несколько выстрелов в ответ, вопль, несколько выстрелов с той стороны, перекличка сорванных глоток.

Потом всё закончилось. Я постоял ещё немного в раздумье и вернулся назад. Худощавый лежал на спине, Митрич зачем-то давил на него сверху.

– Осколком секануло, – коротко сообщил он. – Бинты дома есть? Аптечка? Тащи. И скорую вызови. – Ты шо, тоже трёхсотый?

– Не понял.

– Ранен?

– Я не уверен, но, кажется, не серьёзно.

– Тогда шевелись, неси быстрее.

К тому моменту, как я вернулся, Дыр уже успел совершить вылазку вдоль зелёнки, со стороны которой атаковали блокпост, и вернуться назад.

– Отошли, – пояснил он. – У них тоже как минимум один трёхсотый. Били по нам из переносного миномёта, ещё у них РПГ. Могли нас раскатать, если бы было желание. Но видно это так, прощупывание.

– Лупили прицельно, – сказал Мигулин. – Как будто знали, куда.

– Конечно, знали, – сказал Дыр. – Думаешь, в городе спросить не у кого, где наша позиция?

Худощавый посерел и стал довольно безучастным, но, к счастью, скорая вскоре приехала и забрала его. Митрич уехал с ним в больничку. Дыр отдал распоряжения оставшимся, получил сообщение о том что нападавшие убрались и дал отбой большей части тех, кого вызвал, позволив остаться только четверым вновь прибывшим.

– Спать бы шёл, – сказал он, когда смог позволить себе переключить внимание на «бесполезного юнита».

Я интенсивно помотал головой, отвергая предложение. Адреналин всё ещё зашкаливал, и в таком состоянии пытаться заснуть было глупо.

– Как хочешь, – заметил он. – А я не откажусь прикорнуть.

– Я всё спросить хотел, после того нашего разговора, – робко начал я. – Про программы.

– Спрашуй, раз хотел, – зевнул Дыр.

Я завис, формируя мысль.

– Если все мы – только носители программ, то получается, с нас и спроса нет. С программы ж не спросишь за дела. Предъявить только человеку можно, а человека в нас, получается, и нет. Значит, и отвечать некому.