Странник

Грушковская Елена

Раданайт показался ему симпатичным, но немного бесцеремонным. Некоторая фривольность в его вчерашнем поведении (за которую тот принёс многочисленные извинения) всё же не портила впечатления от его молодого обаяния, блеска его больших красивых глаз и струящегося шёлка его волос. Всё же он понравился Джиму меньше, чем лорд Райвенн, и одна из причин этого была в том, как Раданайт говорил о его отце.

Джиму понравился капитан Агеч — серьёзный, сдержанный человек в форме, очень хороший человек — несомненно. Он умел успокоить, умел понимать, и Джиму очень повезло, что именно он был первым, именно его сильные руки вытащили Джима из флокарианского песчаного ада. Следовало отдать должное и майору Телгаду, руководителю операции по вызволению Джима с Флокара; хоть

Джим видел его лишь мельком — короткие волосы, стальной взгляд, суровый голос — и даже не успел его поблагодарить, потому что засыпал от инъекции снотворного, он не мог думать о нём иначе, чем с глубокой признательностью. "Ещё раз тронешь его — лишишься одной пары рук", "Как он?" — это были все слова, сказанные майором о Джиме, но и их было довольно, они стали ярким мазком, дополнявшим портрет этого храброго воина в воображении Джима. А старший советник Изон, допрашивавший его, с его классически правильным, но холодным лицом и ловко сидящим мундиром, произвёл на Джима впечатление человека сухого и равнодушного, занятого лишь выполнением своей работы. А может быть, Джим был и несправедлив к нему: ведь нельзя же судить о человеке по одной встрече, да ещё в официальной обстановке, на допросе! Быть может, в обычной жизни Изон был и славным, но симпатия Джима всё же склонялась на сторону Агеча. Однако, как бы то ни было, с этими тремя альтерианцами Джиму вряд ли суждено было когда-нибудь встретиться вновь.

Дворецкий Криар был презанятный тип — этакий альтерианский Бэрримор. Его спина как будто вообще не сгибалась, да и шея была словно охвачена невидимым корсетом, когда он кланялся. Джим был от него в восторге, в нём было что-то очень земное, знакомое — чопорно-английское; хоть Джим никогда и не видел настоящего дворецкого, и его понятие о нём складывалось из прочитанных книг, Криар отвечал всем его представлениям об идеальном дворецком.

О чём Джим думал ещё? Открыв медальон, он смотрел на портрет и пытался представить себе встречу, которой он так долго ждал, на которую едва смел надеяться, и которая была теперь близка как никогда. Кусочек неба, видимый из окна комнаты, уже порозовел, когда голова Джима снова склонилась на подушку, и словно чья-то тёплая рука придавила ему веки.

Паутинка утренней дрёмы была порвана звучным голосом, говорившим, разумеется, по-альтериански:

— Доброе утро, сударь, пора вставать. Вот ваша одежда. Завтрак будет подан в летний зал через десять минут.

Джим чувствовал себя не выспавшимся: голова была тяжёлой, глаза слипались, во всём теле была слабость. По привычке он хотел бежать за метлой, чтобы сделать утреннюю уборку в лавке, но вспомнил, что теперь никуда бежать ему не надо. Как же это было прекрасно! Он не спеша умылся холодной водой в своей персональной ванной комнате, чтобы прогнать сонливость и взбодриться, надел принесённый Криаром костюм, причесался и пошёл в летний зал. Лорд Райвенн был уже там: он сидел за столом, держа руку на плоской, как шахматная доска, и тонкой, как листок картона, клавиатуре и читая на световом экране, по всей видимости, газетную статью. Он был одет в тёмно-бежевый костюм того же фасона, что и вчерашний, с золотой вышивкой на воротнике и плечах; из-под воротника треугольничком спускалась красно-белая шёлковая ленточка, на которой сверкала усыпанная драгоценными камнями звезда со множеством лучей — по всей видимости, какой-то орден. Волосы, причёсанные на прямой пробор, были приподняты от висков двумя небольшими драгоценными заколками в форме продолговатых изогнутых лепестков и спускались лорду Райвенну за спину платиновым водопадом. Джим слегка оробел и замялся у входа. Лорд Райвенн, оторвавшись от чтения, поднял на Джима приветливый взгляд.

— Доброе утро, дружок. Ты хорошо спал?

— Благодарю вас, милорд, вполне, — ответил Джим.

Лорд Райвенн протянул ему руку.

— Поди сюда.

Джим подошёл, вложил руку в протянутую ему ладонь и улыбнулся — не мог не улыбнуться, согретый, как солнцем, ласковым взглядом лорда Райвенна.

— Как

ты себя чувствуешь?

— Очень хорошо, ваша светлость, спасибо.

— Я рад это слышать, дитя моё.

Лорд Райвенн пригнул к себе голову Джима и поцеловал в лоб.

— Не слишком ли рано тебя подняли? — спросил он. — Быть может, тебе хотелось ещё поспать?

— Да нет, ничего, — смутился Джим.

— Всё же нужно было сказать Криару, чтобы не будил тебя, — проговорил лорд Райвенн. — Я обычно поднимаюсь и завтракаю рано, так как уезжаю на работу, но тебе не обязательно завтракать вместе со мной.

— Ничего, милорд, я только рад увидеться с вами, — сказал Джим вполне искренне.

Лицо лорда Райвенна озарилось улыбкой.

— Если бы мой сын вставал пораньше, чтобы увидеться со мной утром! Но он любитель понежиться в постели. К тому же, он вчера вернулся поздно, так что, вероятно, не выйдет к завтраку — будет отсыпаться.

— А вот и ошибаешься, отец, — послышался голос Раданайта.

Он вошёл в летний зал в белых облегающих брюках и чёрных блестящих сапогах, в белой рубашке и с собранными в высокий хвост на затылке волосами. Длинная чёлка двумя прядями обрамляла его свежее и гладкое, без единого прыщика лицо. Его волосы, ночью показавшиеся Джиму иссиня-чёрными, на самом деле были тёмно-каштановыми. Подойдя к отцу, Раданайт поцеловал ему руку, а лорд Райвенн запечатлел нежный отеческий поцелуй на его высоком чистом лбу. Его взгляд, обращённый на сына, был ласков.

— Ты сегодня поднялся удивительно рано, — сказал он. — Отчего бы это?

— Не знаю, отец, — ответил Раданайт, скользнув взглядом в сторону Джима. — Наверно, присутствие нашего гостя так подействовало на меня.

— Вы уже познакомились? — удивился лорд Райвенн.

— Да, вчера вечером мы встретились на лоджии и немного пообщались, — сказал Раданайт. — Твоя теория относительно блуждающей аномалии и мне кажется единственным объяснением того, что Джим гораздо старше, чем должен быть. Вот Фалкон удивится!

— Кстати, о Фалконе, — сказал лорд Райвенн. — Он наконец-то вышел на связь, и я ему уже обо всём рассказал. Он мчится к тебе на всех двигателях, дружок, — лорд Райвенн ласково сжал руку Джима. — Через пару дней ты его увидишь.

Сердце Джима радостно ёкнуло. Волнующая перспектива встречи с отцом наконец встала перед ним в полный рост.

— Я уже договорился насчёт генетического анализа, — сказал лорд Райвенн. — Как только Фалкон вернётся, мы сразу же поедем в центр генетики, и всё наконец-то выяснится.

Эта новость как рукой сняла с Джима остатки сонливости. Закончив завтрак, лорд Райвенн выключил экран, свернул клавиатуру до размеров маленького блокнотика и убрал в карман, встал, попрощался с Джимом и Раданайтом, после чего уехал. За столом повисло неловкое молчание; Джим, не зная, как вести себя с Раданайтом, встал из-за стола и вышел на лоджию, сделав вид, что любуется внутренним двором. Раданайт, потянувшись и также поднявшись из-за стола, неторопливой и слегка ленивой походкой подошёл и встал рядом с Джимом, положив руки на перила. Помолчав, он сказал:

— Если честно, я вчера не совсем понял, почему ты заплакал. Что я сказал или сделал не так?

— Давайте забудем это, — сказал Джим. — Мне бы не хотелось об этом говорить.

— Я спрашиваю лишь потому, что не хочу повторить свою ошибку, если она вообще была, — сказал Раданайт, беря Джима за локоть.

Джим опять слегка вздрогнул и напрягся. Раданайт почувствовал его напряжение и убрал руку.

— Кажется, я понимаю, в чём дело, — проговорил он. — До тебя лучше не дотрагиваться.