Странник
Шрифт:
— Может, останешься служить, что думаешь — Хорек?
— Не мое это командир. Не мое…
Те учения мы выиграли, впервые за пять лет. Но служба и постоянный надзор начальства — это повторяюсь не мое. Настоящий егерь любит лес, любит свободу… домой возвращался, смакуя свое предвкушение.
— Молодец, — коротко бросил дед и легким кивком позвал за собой.
Рыбалка прошла в тишине, как приятно просто сидеть вот так у реки, не боясь, что над ухом начнут орать очередной срочный приказ очередного военачальника.
— Завтра ухожу в лес.
Дед продолжал
— Ружье и патроны возьмешь в ухоронке.
— Спасибо.
Сумерки встретили у костра, как будто и не было этих лет. Как будто я все еще в детстве.
«Спасибо, дед…»
Дни жизни, года жизни, десятилетия…
Я всего лишь странник. Свидетель бытия. Не помню, когда еще я так плакал. Могилку деда Паши сделал под его любимой березой.
Люди как блики света уходят и приходят, остаюсь только я, всегда один, всегда в тени. Предлагали стать лесником, но я отказался. Союз опять распался. Видимо клей был плохим.
— Ась…
В ловушке притаилась мелкая лисичка.
— Беги отседова мелкая.
Возвращаясь домой, заметил на тропе огромное количество новых следов. Человеческих следов.
«И кого это нелегкая принесла?»
Запах у этих людей был плохой, не хороший такой запах. Пахло кровью и желаниями.
«Эдак они придут к моей хижине».
Смешно бояться смерти и испытывать страх в моем положении. И дело тут не в возрасте. Семьдесят лет — это даже и не возраст по современным меркам.
— Эй, дедуля. Давай сюда свое ружье, — они сидели у моего домика с наглыми лицами, будто имели на это какое-либо право. Пятнадцать человек, все в тюремных робах. Истощенные фигуры, и злые взгляды. Большинство вооружены ножами, но у двоих в руках карабины.
«Здесь недалеко Степановна живет с внучкой…»
Сколько той внучке лет, тридцать или тридцать пять…? Неважно, я и так прекрасно понимаю, что эти скоты могут сделать с молодой женщиной, с таким беззащитным человеком.
— Вот, — старик бросил ружье человеку с карабином. На не обезображенном интеллектом лице мелькнула тень радости. Возможно, это был самый глупый его поступок.
— Внимание. Активация функции — скорость. Пятикратное.
— Осторожно. Возможны кровоизлияния. Разрыв хрящевых тканей. Износ костного аппарата. Присутствует летальная вероятность.
«Чипы?»
Но как? Разве могут улучшения одной жизни переноситься в другую реальность? Ладно, потом все обдумаю.
Движение было словно в киселе, но мой добрый старый нож, вообще не встречал препятствий. Он резал черепа и кости, словно хорошее масло. Пятнадцать взмахов за секунду, совершенно точно — не больше. Выход из скоростного режима был полон боли. Признаюсь — я банально потерял сознание. Я не умер тогда, хоть и долго и мучительно болел. Но силы воли и упорства хватило, дабы взять себя на время в руки и прикопать прохожих в верном месте.
«Надеюсь, это было доброе дело», — возможно среди них могли быть хорошие люди, кто знает, я ведь не бог,
— Добрый день отец, — спецназовец ждал меня у дома, лениво ковыряясь в ногтях, — не видел здесь разных людей? Недавно из зоны сбежало два десятка урок. Может вы видели какие-нибудь следы?
— Нет, не видел.
В этих краях люди не многословны. Знать бы, откуда повелась эта традиция, но все чаще замечаю, что слова несут в себе тягучую плотную энергию. Чем меньше говорю, тем меньше устаю и наоборот. Хороший разговор может оставить без сил, словно тот самый вампир.
Не знаю, как я умер, хорошо помню тот последний день. Сварил грибную похлебку, заправил чесночком. Сидел в теньке под деревом, наблюдая, как играют и разбегаются круги на воде.
«Жизнь… неповторимо и больно… прекрасна, сколько не живи».
— Почитайте «Сторожевую башню». Это бесплатно. Только Свидетели Иеговы спасутся…
Не успел закрыть дверь как новый звонок.
— Харе Кришна, Харе Рама… знаете ли вы что такое карма? Это знание изменит вашу жизнь!
— О чем это вы?
— Вся наша жизнь пронизана смыслом. Это колесо перерождений — сансара. Слышали о реинкарнации? Люди рождаются с памятью прошлой жизни, могут вспомнить, где жили, кем были, что делали.
Нечестный народ эти буддисты, ко мне в прихожую набилось сразу пять человек. Все говорят вразнобой, перебивая друг друга, едва не брызгая слюной.
«Знали бы они обо мне… я не только — все помню, я еще и многое умею…»
— Извините, я не могу пускать домой незнакомых людей. Родители советовали звонить сразу в милицию, — один из лысых аж побледнел.
— Вот вам журнал почитайте — не пожалеете…
— Постараюсь.
На самом деле это не следующая по порядку жизнь. Ту жизнь мне не хочется вспоминать. Если коротко, то все было не весело. Старший брат, играясь, опрокинул на меня пятилетнего огромную кастрюлю с кипятком. Мало того что ожог на 50% кожного покрова, так еще и на лицо с глазами попало.
Пришлось учить шрифт Брайля, кто не знает — это алфавит для слепых. Всю молодую жизнь мыкался по интернатам для слепых. Потом распался союз. Научили шить вслепую, хоть какой-то заработок. Шил наощупь и вроде не плохо. Лет до 45 кормил не только себя, но и родителям помогал. Потом заболел птичьим гриппом и быстро угас. Не жизнь, а сплошной мрак — даже и вспомнить нечего. В общем, давайте забудем, и не будем вспоминать эту неприятность.
Вечером стало шумно, с работы пришли родители, с учебы пятеро братьев и сестер. В этой жизни пришлось прогнуться под общество. Закончил среднюю школу экстерном. Сейчас же все больше сижу дома, и злостно бью баклуши.
«Надо делать ноги…»
Еще три года маршировать строем — увольте. Нужно быстро найти запасной вариант.
— Сегодня буддисты опять приходили.
— Сколько раз тебе говорила, не открывай дверь незнакомым людям…
— Да знаю я…
Это даже смешно, кто кого здесь учит, я все это для информации сообщаю, а не как повод для своей экзекуции.