Странник

Соболева Ульяна

Был один способ заставить ее прийти… единственный. Странник.

Да. Этот образ, эта маска, в которую она влюбилась. Загадка. Тьма. Призрак. Она поддалась этому, я видел, как её манил этот мрак. Если она отказывается видеть меня как Чезаре — так тому и быть. Я снова стану Странником, и тогда она не сможет отказаться. Она придёт.

В ту ночь я стоял под её окнами, стиснув в одной руке красную розу, в другой — клочок бумаги, на котором было нацарапано несколько слов. В темноте я сливался с тенями, как призрак, — именно так мне и хотелось себя ощущать. Призрак, фантом, что приходит по ночам. Чёртов Странник.

Маска, которую я создал для неё и которая теперь душила меня самого. Я чувствовал себя дураком. Нет, хуже — подростком, которому не хватает ни смелости, ни слов, чтобы выразить своё желание. И эта слабость, это беспомощное ожидание сводили меня с ума.

Стук сердца отдавался в висках, словно барабанный бой. Кто ты, Чезаре? Человек? Маска? Призрак, подчинённый её прихоти? Я ревновал к этому образу, к самому себе, к роли, которую пришлось играть ради неё. Мне было ненавистно это чувство. Ненавистно, что она влюбилась в мрак, а не в меня. В эту иллюзию, в загадку, в фантазии, а не в реального мужчину, которым я был.

Я знал, что это единственный способ. Знал, что если она увидит записку, если увидит розу, она придёт. Она не устоит. Анжелика тянулась к Страннику, как мотылёк к огню, и эта тьма — моя, её, наша общая — была моим спасением и одновременно проклятием. Я жаждал её, но и боялся, что она увидит во мне нечто иное. Чувствовал себя смешным, мелочным, слабым, но не мог остановиться. Слишком далеко зашёл, слишком глубоко погрузился в эту игру, где главная ставка — она.

Я прицепил записку к розе и бросил в окно её спальни. Внутри сжалось всё: страх, ожидание, ревность к самому себе, к Страннику, которого она возможно любила больше, чем меня. В записке — всего одно предложение, ничего лишнего. Слова, которые должны пробить её, как стрела:

«Я жду тебя в старом парке в левом крыле. Странник».

С этими словами я оставил её выбирать.

Прошло несколько часов, а я уже проклинал себя за это решение. В голове бурлили мысли, отравленные ревностью. Что я делаю? Почему вынужден использовать эту маску? Почему я не могу просто встретиться с ней, как Чезаре? Почему она бежит от меня, от настоящего меня, но тянется к этому мрачному образу, к таинственному незнакомцу, которого я создал ради неё?

Меня переполняла горечь. Как ни старался, не мог избавиться от этой ревности — ревности к самому себе. Чезаре не был для неё достаточно хорош. Чезаре не был тем, кто мог разжечь в её глазах этот огонь. Но стоило мне надеть маску, стоило мне превратиться в Странника, и она забывала обо всём, растворялась, отдавалась полностью.

***

Я стоял в парке, прячась в густых тенях деревьев. Тёмное крыло парка — место, где я её ждал. Небо было чёрным, как смола, и только редкие огни фонарей дрожали вдалеке, как мёртвые звёзды. В воздухе витала напряжённая тишина.

Я слышал её шаги ещё до того, как увидел её. Она пришла. Чёрт возьми, она пришла. Мои пальцы сжались в кулаки, а сердце забилось быстрее, сдавливая грудь, как тисками. Она выбрала Странника. Она выбрала не меня, не Чезаре. И от этой мысли мне стало невыносимо больно, а вместе с болью накатила горячая волна ревности и желания.

Когда она приблизилась к центру парка, я вышел из тени. Она замерла, почувствовав моё присутствие.

В этот момент в её глазах мелькнула искра, та самая, которую я искал. Она всё ещё не могла сопротивляться этому образу.

Я подошёл к ней медленно, как хищник, крадущийся к своей жертве, и молча обнял её сзади, крепко, жёстко. Она попыталась вырваться, но вскоре остановилась, затихла, словно признала своё бессилие перед этим мрачным образом, передо мной.

— Ты скучала по мне, Анжелика? — прошептал я ей на ухо, и она содрогнулась. Измененный голос, шепот, хрипота…Снова игра. Только меня она больше не заводила, а причиняла боль.

Я ощущал её дыхание у себя на шее — неровное, прерывистое. Меня переполняла ревность, злость, обида, и всё это — к самому себе. Она пыталась отстраниться, но я удерживал её, крепко, как будто не собирался отпускать никогда.

— Зачем ты пришла? — тихо спросил я, но в голосе чувствовалась стальная нить, колкая и острая. — Тебе не надоело играть с мужчинами, Анжелика? Сразу с тремя, м? Не устала разрывать сердца? Или тебе просто нравится смотреть, как мы все страдаем?

Она молчала…только тяжело дышала и прижималась ко мне своей дрожащей спиной.

— Ты даже не думала обо мне, да? — Я слышал собственный голос, глухой, напряжённый. — Забыла, как будто между нами ничего не было. Как будто ты могла просто стереть всё из памяти.

Анжелика выпрямилась, её губы сжались в тонкую линию.

— Да, я забыла, — произнесла она холодно, каждый слог её слов ударял по мне, как пощёчина. — Всё это — иллюзия. Ты сам знаешь. Ты тоже иллюзия. Тебя ведь нет на самом деле…У тебя даже имени нет.

Эти слова пронзили меня, как нож. Она видела, как я внутренне содрогнулся, но, словно ей этого было мало, она дернулась, чтобы высвободиться из моих рук. Моя ревность вспыхнула, как огонь. Ослеплённый этим чувством, я схватил её за плечи, разворачивая к себе, притиснул её спиной к ближайшему дереву.

— Иллюзия, говоришь? — прошептал я ей в лицо, чувствуя, как наше дыхание смешивается. Мое из-под маски, а ее…ее такое свежее, ароматное, сводящее с ума так, что член заныл от дикого возбуждения — Тогда почему ты дрожишь?

Она отпрянула, но я стоял слишком близко. Мы оба знали, что она могла сопротивляться только до определённого момента. Её тело не лгало, как бы сильно она ни пыталась притвориться. Это была наша вечная игра — страсть, которую она пыталась заглушить, и огонь, от которого я сам не мог отказаться.

Мои руки скользнули по её талии, и я чувствовал, как она напрягается под моим прикосновением, но не отстраняется. Наоборот — её дыхание стало тяжелее, а в глазах вспыхнуло то же безумное желание, которое я видел прежде. Это было, как капкан: мы оба понимали, что не можем, не хотим остановиться.

— Значит, ты забыла? — прошептал я, приближаясь к её шее, к её кожe, ещё тёплой от прикосновений. — Тогда почему ты пришла? Зачем? Ответь, Анжелика.

Она замерла, её глаза потемнели. На её лице отразилось столько противоречий, столько боли и желания, что мне стало почти больно от этого зрелища. На меня…на Чезаре она смотрела так же. Кто ты, Анжелика? Ты ведь изменяешь каждому из нас! Но я не отпускал её, напротив, только прижимал крепче, чувствуя, как в груди бурлит и клокочет та ревность, что отравляла меня с самого начала.