«Странники» Судоплатова. «Попаданцы» идут на прорыв; Дожить до вчера. Рейд «попаданцев»
Шрифт:
Отпускаю уже давно мертвого немца и быстро поворачиваюсь на звук.
Сашка!
А вот и Люк со Старым подходят…
«Какой придурок сказал про упоение боем? — медленно выдыхаю, чувствуя, как сходит с лица яростный оскал. — Остервенение? Да! Озверение! Любое слово, но не упоение! А еще тошнота и отвращение. Когда по раздавленному моими пальцами горлу последнего немца пробежала судорога, я чуть сам не… А! Потом страдать будем — работы еще…»
Командир жестами показывает, что нам с Люком надо идти в избу…
Взгляд со стороны. Тотен
Раз иголка,«Ничего более идиотского, вам, гражданин Демин, в голову прийти, естественно, не могло? А ну, перестать петь мурню всякую! — строго отчитал я самого себя, заметив, что вот уже пару минут нервно приборматываю детскую песенку, не в силах соскочить с одного куплета. — Того и гляди «трофейные», как мы называем авиационного военврача и танкиста, заинтересуются, что же там такое бормочет себе под нос «очень важная» охраняемая ими персона. А «персона» на самом деле отчаянно трусит и волнуется!»
Хотя и у меня голова варит — именно я предложил Сергеичу, как приспособить достижения электроники будущего к нашей непростой партизанской работе! В моем «наладоннике» весьма удачно оказался установлен неплохой текстовый редактор, а уж всякие отчеты и таблицы составлять мне сам бог велел — экономист, ептыть… Вот и придумал, как использовать функцию автозамены для шифрования сообщений. Главное только — не забывать менять цвет шрифта и начинать шифрование с цифр. А после того как Ваня в дополнение к обычному ключу смастерил цифровую «гребенку», скорость передачи существенно увеличилась. Конечно, мне, привычному к компьютерной мышке, работать на двухстороннем ключе несложно, но с «гребенкой» еще лучше получается и «грязи» меньше. А всего-то пара тонких дощечек, в верхней из которых прорезано десять пазов, а между ними проложена выкроенная хитрым образом медная полоска. Достаточно провести металлическим контактом — я его «стилусом» по привычке называю — по соответствующей прорези, как в эфир выдается комбинация из «точек» и «тире», соответствующая одной из цифр. В «нулевой» прорези, к примеру, пять широких полосок, а в той, над которой цифра «1» написана, — одна узкая и четыре широких. Вот и ерзай туда-сюда, сверяясь с шифровкой и монотонно отсчитывая самому себе: «Раз, два, три… Раз, два, три…» Считать надо обязательно, иначе точки и тире сольются, и в Центре шифровальщики повесятся, разбирая сплошной поток знаков.
Ребятам сейчас куда как труднее… Нет, и на моем счету есть парочка немцев. Но одно дело — дать очередь из пулемета, заметить, как где-то там, вдалеке, упали еле различимые фигуры, и совсем другое — ножом, а то и голыми руками. Командир меня уговаривает, конечно. Утешает, что, мол, моя работа ничуть не менее ценная, чем их, но я-то сам знаю, что они постоянно по лезвию ножа ходят, в то время как я в тылу отсиживаюсь.
Хоть я и стараюсь по мере сил им помогать, лекции о немцах читаю и все такое. Здесь мои навыки «нищего униформиста» очень кстати пришлись. В той, мирной, жизни очень меня коллекционирование военной формы увлекало, но в силу не слишком толстого кошелька коллекционером я был виртуальным — больше книги по истории предмета покупал и на лоты в интернет-аукционах облизывался. Отдать пару месячных зарплат за немецкий солдатский кителек, проходящий по категории «недорого», я себе, естественно, позволить не мог, но когда такие мелочи настоящему фанату были помехой? Кстати, с Артом я в магазине, торгующем униформой, познакомился. Я на годовую премию выкупал привезенную мне на заказ «родную» бундесверовскую каску, а он, только начавший играть в страйк, форменные немецкие же перчатки примерял. Ну и зацепились языками и даже чуть было телефонами не обменялись, но не срослось тогда. А уже через пару месяцев на открытии сезона
– Фермер — Тотену! — «Ух, замечтался! Чуть сигнал не проворонил!» — А теперь — дискотека!
– Roger that! [21]
Если бы Саша сказал: «А теперь танцы», то мне пришлось бы вначале передавать короткую радиограмму в Центр и только потом выдавать в эфир записанное на телефон немецкое сообщение о том, что у них все в порядке. А тут мне предстояло сделать немного по-другому — сперва выдать запись и тут же, перестроив рацию, начать сеанс с Москвой.
21
«Вас понял» — в англоязычном радио— и военном жаргоне.
Деревня Дубники, Бобруйский район Могилевской области БССР. 16 августа 1941 года. 5:53
Нам здорово повезло, что немцы разделились — обычная пехтура из обеспечения заняла два дома на окраине, а «безопасники», «белая кость», разместились на постой в третьем, стоящем в самом центре деревушки.
Половину охраны мы, считай, уже вырезали, и теперь Фермер, пользуясь языком жестов, распределял следующие цели.
Люку с Сергеичем выпало идти зачищать остатки охранников, а меня Саша поманил с собой к дому радистов.
– Двое в лимузине — их исполняем вместе. Смотри, не перестарайся! — прижавшись ко мне вплотную, сказал командир.
– Я их по-немецки вызову, дверь сзади глухая, ничего не увидят, — предложил я свой вариант.
– Идет!
Рассвело, туман уже почти совсем рассеялся, но в деревне стояла непривычная тишина — не лаяли собаки, их немцы постреляли еще вчера. Не было слышно петухов — визитеры устроили настоящее сафари, сократив местное птичье поголовье почти до нуля. Две имевшиеся в Дубниках коровы так и стояли в хлевах — хозяева ночевали в амбаре на окраине по приказу все тех же «дорогих гостей» и выпускать скотину пастись не собирались.
В этом безмолвии (нет, птички, конечно же, пели и мухи жужжали, но за последнее время я уже как-то свыкся с реалиями лесной и деревенской жизни, потому и обратил внимание на такую «неправильность») мы быстро дошагали до нужной избы. «Интересно, а если кто-нибудь из фрицев в окно выглянет или до ветру на крыльцо выйдет, обратит внимание на такое палево? — На серебристой от росы траве, в том месте, где мы только что прошли, четко выделялась темная полоса, отмечая весь наш путь. — Будем надеяться, что этого не случится!»
Командир присел у стены дома, осмотрелся по сторонам, бросил взгляд на часы и что-то пробормотал в рацию. Единственное, что я расслышал, было слово «дискотека».
Я пока страховал Сашу, наблюдая за окнами избы, в которой разместились немецкие пеленгаторщики.
Закончив разговор, он постучал указательным пальцем по часам и показал на машину: мол, пора работать!
«Эх, плохо, что я сейчас в «комок» одет! — пришла запоздалая мысль. — Хотя…» Из набедренного кармана я вытащил бундесверовское кепи и, стянув с головы платок-бандану, надел вместо него. Может быть, практически не изменивший свою форму со времен войны головной убор послужит хоть какой-нибудь маскировкой. А бандана может и кляпом поработать, если что…
Спокойно подхожу к лимузину и, вежливо стукнув пару раз по дверце, нарочито невнятным голосом устраиваю побудку:
– Доброе утро! Как спалось? — В конце фразы громко зеваю.
– Вилли, это ты? — «Да уж, бодрым этот голос я бы не назвал!» — Одновременно с вопросом щелкает замок задней дверцы, и она начинает открываться.
Резко дергаю ее на себя.
«Здравствуй, немец, Новый год!» — Кемаривший в машине радист, облаченный только в галифе и майку, спросонья не может понять, отчего это боевому товарищу так неймется заступить на пост?