«Странники» Судоплатова. «Попаданцы» идут на прорыв; Дожить до вчера. Рейд «попаданцев»
Шрифт:
— С моей стороны, мужики, добычи тоже порядком набралось. Одних удостоверений личности у меня в загашнике больше трех сотен лежит. Карт чуть поменьше, но тоже хватает. Четыре шифровальные книги. А уж приказов и ведомостей всяких! — Демин развел руки в стороны, показывая, сколько упомянутой «макулатуры» набралось. — Ну и денег скоробчили немало.
— Скоки-скоки? — кривляясь, Док хищно потер ладони.
— Восемь тысяч триста сорок две рейхсмарки.
— Ну, даже до «червонца» не дотянули, — Серега изобразил на лице «вселенскую печаль».
—
— Если по ведомостям судить, то денежное довольствие рядового марок сто пятьдесят, гауптман получает четыреста с копейками, а майор — шесть сотен. Ну а про покупательную способность могу сказать, что часики твои, — и Алик показал на неплохие трофейные часы на запястье у Вани, — стоят марок двадцать.
— А, тогда нормально, — протянул минер. — Но деньги-то нам в лесу зачем?
— Ваня, жвачку дать? — ехидно поинтересовался Фермер.
— Зачем?
— Шоб жевал, а не идиотизмы говорил!
— А что такого-то? — «надулся» Казак.
— Сергеич, ты почему работу с личным составом не ведешь? — строго спросил командир, но продолжение было несколько неожиданным: — А то ведь смотри, официально назначу замполитом, парторгом и массовиком-затейником, и будешь каждую свободную минуту Уроки Мира проводить!
Наш чекист нахмурился, наверное, прикидывал, потянет ли дополнительную нагрузку, но потом рассмеялся. Вслед за ним, видимо, припомнив детство, засмеялись и остальные. Мне, скорее всего из-за окружающей обстановки в виде парт, грифельной доски и глобуса, представилось, как мы сидим, а Шура-два ходит между рядами, вещая что-нибудь вроде: «Сущность агрессивной политики империалистического блока НАТО…», а то и про Леонарда Пелтиера с Анджелой Дэвис… Для полной сюрреализации картины я представил, как мы все будем выглядеть в синей школьной форме с пионерскими галстуками!
— И будем мы тебе, Сергеич, пышные букеты георгинов приносить! На первое сентября! А на двадцать третье февраля — поллитру! — сквозь смех радостно заявил Люк. — Как трудовику.
Дальше комментарии соответствующего содержания посыпались как из мешка.
И так всегда — стоит нам собраться без посторонних, как минимум на четверть часа гогот и нездоровое ржание. Видимо, лишь в кругу своих, когда можно не фильтровать каждое слово, мы, наконец, расслабляемся. А делать это надо обязательно, иначе пробки повышибает.
Новенькие, конечно, этим феноменом не на шутку заинтригованы — еще бы, ржач, доносящийся из штаба, не может не заинтересовать личный состав. Но смелости спросить набрался только Приходько. Пришлось ответить в том смысле, что мужики мы по жизни веселые, а как известно, «строить и жить помогает» не только песня, но и хорошая шутка. Поскольку Семену по роду его деятельности приходилось постоянно контактировать с Доком, то мое объяснение его вполне удовлетворило.
— Ну все! Посмеялись, и хватит! — Словно по взмаху волшебной палочки улыбка исчезла с лица командира. — Если есть вопросы, можете их задавать сейчас.
Первым
— Саш, а как нашу информацию в Москве принимают, а? — На лице Сереги в настоящий момент не было ни тени веселья.
Надо отдать должное, с секретностью в отряде все было на уровне — даже несмотря на то, что меня что ни день привлекали к составлению «маляв в Центр» и проверке уже написанных на соответствие той истории, что я помнил, о точном содержании донесений иногда можно было только догадываться. И командир, с его опытом разведчика-войсковика, и поседевший на оперативной работе Бродяга с упорством паровоза придерживались принципа «все яйца в одну корзину не кладут».
— Честно? Сообщения получают. Читают. А вот что дальше — одному Богу известно, — развел руками Фермер.
— Но почему?
— Серег, ты пойми — это только в кино после телеграммы, отбитой радисткой Кэт, все на уши встают, а в жизни без проверки редко когда обходится. А многие наши сведения без настоящего Штирлица и не проверишь. А он, да будет тебе известно, персонаж сказочный, как честный гаишник.
— И еще, парни, учтите, — подал голос Бродяга, — в высоких кабинетах сейчас вовсю пытаются понять, кто виноват во всех пролетах последних двух месяцев. Генералов с полковниками пачками к стенке ставят прямо во дворе. Так что не все так радужно, как нам бы хотелось.
— Ладно, вести из «берлинского далека» под сомнением, но мы же не только их передаем! — не сдавался Док.
— Не, Сереж, а ты чего хотел? Поясни. — Командир остановился рядом с нашим врачом.
— Ну, мы сообщили об этом… как его? «Повороте на юг», так? Значит, Гудериану должны накостылять, верно?
— Неправильно формулируешь, дорогой! «Могут», а не «должны».
— Сань, ты же сам говорил, что, если знаешь, где, когда и сколько противников будет, — это не война, а сказка! Вон Гиммлера мы как отработали!
— Мы, ты уж меня извини, случай крайний.
— В смысле? — перебил командира Казачина.
— А ты сам подумай! Мы ни перед кем не отчитываемся и ничьих приказов не выполняем. Не получается — уходим, устали — отдыхаем. Нас, по большому счету, никто в расклады местные не ставит. Вернее — не ставили, до того момента, как мы главного эсэсовца исполнили. Мы с Сергеичем, собственно, на это и рассчитывали. — Куропаткин повернулся к Бродяге, словно ища поддержки своим словам, но тут в разговор вмешался молчавший до сего момента Люк:
— Ребят, а вы, часом, не забыли про то, кто с кем воюет, а? На наших бойцов посмотрите — Зельц девятилетку окончил и шандец, каким образованным считается! У остальных по три, хорошо если четыре класса за плечами. Я с Мишкой-танкистом недавно потрепался за жизнь — у него четырехлетка и курсы трактористов. Да в наше время таких орлов не то что за рычаги, а в военкомат с трудом бы пустили. Верно, Саня?
— Угу, — чуть ли не хором ответили Фермер и Бродяга.
— А при чем здесь школа? — Иван даже встал.