Странное происшествие в сезон дождей
Шрифт:
После того как согласие получено, Кристиан вынимает из бумажника фотографию и сует ее в нос дамочке. Ход почти беспроигрышный: неоспоримая красота Dasha выступает зеркалом, в котором занюханное, стертое существо должно увидеть себя в новом свете.
И оно видит.
Боковым зрением оно также видит самого Кристиана: милого молодого человека, забавного, с хорошими манерами, с обезоруживающей мягкой улыбкой. Героя романтической комедии или мелодрамы со счастливым концом. Полюбившего по сюжету женщину
Кристиан в состоянии проследить ход мыслей дамочек, ничего экстраординарного в нем нет: если уж повезло этой женщине и если эта женщина похожа на меня (ох уж эти зеркала!) – значит, когда-нибудь повезет и мне. Значит, и для меня найдется милый, забавный мужчина – с хорошими манерами, с обезоруживающей мягкой улыбкой.
Нужно только подождать.
«Нужно только подождать, и все сложится» – это утверждает и Кристиан, всем своим видом. Всей своей историей – с массой счастливых концов, со счастливыми – сытыми и ухоженными – животными, которые собрались жить вечно. И любовь Кристиана тоже будет жить вечно.
Да, дамочки – самый благодарный слушатель. После бесед с ними, после исповедей, в которых нет ни слова правды, кроме имени их главной героини, Кристиан испытывает легкое головокружение и покалывание в пальцах. Наверное, то же самое испытывал бы начинающий наперсточник, которому удалось сорвать куш на городском рынке – и остаться непойманным. Параллель с более серьезными преступлениями неуместна, ведь вранье Кристиана никому не приносит зла. Даже наоборот – оно дарит надежду тем, кто уже отчаялся и разуверился в себе.
«Вы потрясающая женщина, и все у вас будет хорошо, вот увидите», – именно этими словами Кристиан завершает все свои беседы, всегда.
Почти всегда.
За исключением одного-единственного случая в ничем не примечательном пабе, где он познакомился с Русской.
То есть это потом стало ясно, что собеседница – русская, а вначале все шло по накатанному сценарию: Кристиан привычно выцепил из толпы искомый объект – женщина за тридцать, одиноко сидящая за столиком в углу. Неброский макияж, джемпер глуховатых коричневых тонов и темно-рубиновая тяжелая шаль, небрежно наброшенная на плечи. Ни одной яркой, запоминающейся детали – ни в лице, ни в одежде, – как раз то, что нужно.
Именно так и подумал Кристиан, подсаживаясь к незнакомке с бокалом пива и фисташками, – и ошибся. Уже потом, сотни раз прокручивая в голове эту встречу, он пытался понять, в чем именно заключалась ошибка. Наверное, в том, что он вообще подошел к проклятому столику, клюнув на невзрачный прикид и некоторое число пустых рюмок. Не слишком большое, чтобы считать сидящую за столиком налакавшейся вдрызг алкоголичкой. Но и не маленькое. В самый раз для женщины, которая переживает кризис среднего возраста. Или утрату возлюбленного. Или то и другое вместе.
Рюмок было четыре.
– Вы позволите? –
Женщина откликнулась не сразу. Она окинула Кристиана цепким трезвым взглядом, не очень-то вяжущимся с выпитыми рюмками.
– Смотря что, – произнесла она, когда осмотр был закончен.
Странный акцент. Очень сильный, но обаятельный. Как будто каждое из произнесенных слов завернуто в обертку из плотной бумаги и перевязано ленточкой. Вечная история о том, как копеечная, купленная в китайском супермаркете безделица путем нехитрых манипуляций становится самым настоящим рождественским подарком.
– Для начала – угостить вас, – немного смутившись, промямлил Кристиан.
– А потом?
– Потом? Э-э-э…
– Впрочем, какая разница, что будет потом. – Женщина откинулась на спинку стула и улыбнулась улыбкой, подходящей под определение «брезгливая». – Валяйте, угощайте. Только пиво я не пью.
– Виски?
– Водку. Я пью водку.
Ну да, водка.
Маленькие рюмки – водочные, он должен был понять сразу. Будь они повыше и поуже, с остатками соли по краям – сошли бы за рюмки для текилы.
– Грустите? – осторожно поинтересовался Кристиан, когда водка была принесена.
– Умираю от тоски. – Женщина постучала по рюмке кончиками пальцев, но пить не стала. – У вас тоскливая страна.
– А ваша собственная? Не такая… тоскливая?
– Моя? Тоже тоскливая.
Самое время взяться за сказочку о Dasha, с развеселыми Ганой и Камбоджей в анамнезе, самое время!.. Но Кристиан почему-то медлил. Теперь и незнакомка казалась ему подарком, завернутым в плотную бумагу и перевязанным ленточкой – темно-рубиновой, под цвет шали. А подарки, как известно, бывают всякими, иногда – неприятными. Как бомба с часовым механизмом, закамуфлированная под детскую игрушку.
– Как тебя зовут?
– Шон, – неожиданно для самого себя выпалил Кристиан. И надолго замолчал.
Никогда раньше он не вводил Шона в повествование, он был тем, кем был, – Кристианом. Джазменом (почти правда, учитывая затяжные позиционные войны с саксофоном). Курьером (чистая, дистиллированная правда, без всяких примесей). Хорошим парнем (еще одна правда, сродни курьерской). Тогда при чем здесь Шон?
Шон – муж Dasha, вот при чем!..
– Значит, Шон. И чем ты занимаешься, Шон?
– Я… фотограф. Да. Фотограф. Еще немного оператор, но больше фотограф.
– Надеюсь, ты не станешь предлагать мне посетить твою фотостудию?
– Нет…
– И не станешь лепить, что я потрясающе фотогенична?
– Ну… – Кристиан почувствовал себя загнанным в ловушку. Сказать правду, сказать, что фотогеничностью от незнакомки даже не пахнет, означало бы поставить крест на цели, ради которой и была затеяна все беседа.
Ведь фразу «Вы очень похожи на мою жену» после констатации нефотогеничности уже никуда не воткнешь.