Странное затворничество старой дамы
Шрифт:
Как ни странно, Берроуз разговаривал с ним без малейшего волнения.
— Хорошо, господа, — сказал он, — ваша взяла. Не объясните ли, в чем дело?
— Вот это, — заметил сияющий Бэзил, — мы и называем выживанием приспособленных.
Руперт к этому времени пришел в себя. Соскочив с Гринвуда, он перевязал ему платком раненую руку и холодно пропел:
— Бэзил, постереги пленников твоего лука, копья и вышитых салфеток. Мы с Суинберном освободим несчастную узницу.
— Хорошо, — ответил Бэзил, неспешно пересаживаясь
Руперт выбежал из комнаты, я последовал за ним, но успел услышать и в коридоре, и на черной лестнице громкий голос Бэзила, говорившего:
— А теперь, мистер Берроуз, мы можем вернуться к нашему спору. Мне очень жаль, что вы ведете дискуссию лежа, но полемисту вашего уровня вряд ли помешает какая бы то ни было поза. Когда нас прервала эта случайная размолвка, вы говорили, если не ошибаюсь, о том, что простые положения науки можно и обнародовать.
— Именно, — не без труда ответил поверженный великан. — Я считаю, что очень упрощенную схему мироздания можно…
Здесь голоса угасли, а мы спустились в подвал. Я заметил, что Гринвуд не присоединился к спору. Берроуз философствовал вовсю, а он все же обиделся. Оставив их, мы, как я уже говорил, спустились в недра таинственного дома, которые казались нам преисподней, ибо мы знали, что там томится человек.
Как обычно, в подвальном коридоре было несколько дверей — видимо, в кухню, судомойню, в буфетную и так далее. Руперт распахнул их с невиданной быстротой. За четырьмя из пяти никого не было; пятая была заперта. Сыщик-любитель проломил ее, словно картонку, и мы очутились в неожиданной тьме.
Стоя на пороге, Руперт крикнул, как кричат в пропасть:
— Кто бы вы ни были, выходите! Вы свободны. Те, кто держит вас в плену, сами попали в плен. Мы связали их, они лежат наверху. А вы свободны.
Несколько секунд никто не отвечал, потом что-то зашелестело. Мы бы решили, что это ветер или мыши, если бы не слышали похожих звуков. То был голос узницы.
— Есть у вас спичка? — мрачно спросил Руперт. — Кажется, мы дошли до сути.
Я чиркнул спичкой и подержал ее. Перед нами была большая комната, оклеенная желтыми обоями. В другом конце, у окна, виднелась темная фигура. Спичка обожгла мне пальцы, упала, и снова воцарилась тьма. Однако я успел заметить прямо над головой газовый рожок. Снова чиркнув спичкой, я зажег его, и мы увидели узницу.
У окна, за рабочим столиком, сидела немолодая дама с ярким румянцем и ослепительной сединой. Их оттеняли черные, просто мефистофельские брови и скромное черное платье. Газовый свет четко выделял багрец и серебро на буром фоне ставен. В одном месте, впрочем, фон был синим — там, где Руперт недавно прорезал щель.
— Мадам, — сказал он, подходя к ней и как бы взмахивая шляпой, — разрешите мне сообщить вам, что вы свободны. Мы услышали ваши сетования, проходя
Румяная, чернобровая и седовласая дама смотрела на нас секунду-другую бессмысленно, как попугай. Потом, облегченно вздохнув, проговорила:
— Помочь? А где мистер Гринвуд? Где мистер Берроуз? Вы говорите, я свободна?
— Да, мадам, — сияя любезностью, ответил Руперт. — Мы прекрасно справились с мистером Гринвудом и мистером Берроузом. Уладили с ними все.
Старая дама встала и очень быстро подошла к нам.
— Что же вы им сказали? — воскликнула она. — Как вы их убедили?
— Мы убедили их, — улыбнулся Руперт, — свалив с ног и связав им руки. В чем дело?
Узница, к нашему удивлению, медленно пошла к окну.
— Насколько я понимаю, — сказала она, явно собираясь вернуться к вышиванию, — вы победили их и связали?
— Да, — гордо ответил Руперт. — Мы сломили сопротивление.
— Вот как! — заметила дама и села у окна.
Довольно долго все мы молчали.
— Путь свободен, мадам, — учтиво напомнил Руперт.
Узница поднялась, обратив к нам черные брови и румяное лицо.
— А мистер Гринвуд и мистер Берроуз? — спросила она. — Как вас понять? Что с ними?
— Они лежат связанные на полу, — отвечал Руперт.
— Что ж, все ясно, — сказала дама, просто шлепаясь в кресло. — Я останусь здесь.
Руперт удивленно воззрился на нее.
— Останетесь? — переспросил он. — Зачем? Что может удержать вас в этой жалкой темнице?
— Уместней спросить, — невозмутимо отвечала дама, — что понудит меня отсюда выйти.
Оба мы растерянно глядели на нее, она же на нас — спокойно. Наконец я произнес:
— Вы действительно хотите, чтобы мы вас оставили?
— Надеюсь, — сказала она, — вы не свяжете меня и не вынесете? Иначе я не уйду.
— Мадам! — вскричал Руперт в пылком отчаянии. — Мы же слышали, как вы стонете!
— Если подслушивать, многое услышишь, — неласково отвечала узница. — По-видимому, я пала духом, говорила сама с собой. Но есть же у меня, в конце концов, честь!
— Честь? — повторил Руперт, уже ничего не понимая и уподобляясь идиоту с выпученными глазами.
Он медленно повернулся к двери, а меня любопытство и совесть побудили растерянно спросить:
— Мы ничего не можем для вас сделать, мадам?
— Нет, почему же, — отвечала дама, — окажите любезность, освободите молодых людей.
Руперт неуклюже кинулся вверх по лестнице, сотрясая ее своей яростью, и ввалился в гостиную, где еще недавно шел бой.
— Теоретически это верно, — говорил Берроуз на полу, — но мы должны учитывать и свидетельства чувств. Происхождение нравственности…
— Бэзил! — едва дыша, крикнул Руперт. — Она не хочет выходить!
— Кто именно? — осведомился Бэзил, немного раздосадованный вмешательством.