Странные сближения. Книга вторая
Шрифт:
Начальник штаба иронически глядел на Волконского. У него был с Волконским давний спор о гипотетической возможности военного переворота. Сергей Григорьевич, не признаваясь в существовании тогда ещё «Союза Благоденствия», всячески пытался склонить Киселёва к необходимости создания подобного клуба. Киселёв на это отвечал: «Пусть там будете вы и ваши разумные друзья, но скоро набегут молодые либералы и не оставят ничего от вашей тайны».
С Пушкиным Киселёв познакомился когда-то в Петербурге, у Карамзиных, и быстро отнёс Александра к разряду таких вот молодых либералов, что на языке мудрого
Чувствуя себя частью бездарно поставленного водевиля, Пушкин сгрёб в охапку Муську и удалился.
Через пятнадцать минут вернулся Юшневский.
— Кем бы вы ни были, — Алексей Петрович вновь прошёлся по углам, зажигая успевшие погаснуть лампадки, — при вас нет ничего, за что бы можно было зацепиться. Включая рассудительность.
— А как вы объясняли обыск Киселёву? Je me demandais juste…
— Я же сотрудник Коллегии. Объяснил, что вы прячете документы государственной важности. Киселёв, кстати, вас любит и мне не поверил. А мы, наконец, решили, как с вами поступить.
— Весь внимание.
— Вам хотели поручить слежку за Инзовым, — (Что ж всем так нужен бедный Инзов?) — Не скрою, как человек, близкий к нему, вы были бы нам полезны, — Юшневский снял пенсне и опустил веки. Когда Александр, решив, что генерал уснул, приготовился кинуть в него Муську, Юшневский выпрямился на стуле и открыл глаза. — Вы убьёте Инзова.
— Лучше казните меня здесь, генерал. Я не стану убивать никого, пока не получу доказательств, что это необходимо.
— Вы получите моё слово. И ничего более. Если вы верите в Южное общество и республику, то вам не нужно доказывать, что мы не станем лишать жизни случайных невинных людей. Инзов представляет организацию, о коей я вам говорить не буду, но верьте мне, Француз, — если восстание пройдёт успешно, царь будет убит, дворец захвачен, но Инзов останется жив — всё, что мы сделали, пропадёт напрасно.
…На третий день тучи разошлись, и над городом развернулась бездонная, торжественная синева. Глядя в неё такими же синими глазами, полулёжа в санях, Пушкин выехал из Тульчина в Каменку с выражением бездумной радости на лице — будто не было ни Зюдена, ни революционного заговора, ни приказа убить Инзова, ни тягучей, тоскливой песни Никиты:
— Ты детинушка-сироти-инушка, бесприютная ты голо-овушка-а… Без отца ты взрос ты, без матери-и, на чужой, дальней на сторонушке…
В Каменке Александр застал только хозяйку поместья и Аглаю с дочерьми. От них узнал, что Раевские из Киева решили не возвращаться к Давыдовым, а направились по прихоти Софьи Алексеевны в Одессу.
Так и вышло, что 1 марта 1821 года в Одессе Пушкин болтался в руках Александра Николаевича и вздрагивал при каждом слове:
— Кем! Нужно! Быть! — гремел в ушах голос Раевского. — Чтобы! Отдать! Шифровальный! Блокнот! Моей! Сестре!!!
— Она бы всё равно не разобрала… — выдавил Пушкин и почувствовал, что твердь снова исчезает из-под ног.
— Шифровальный! Блокнот! Самую! Ценную! Вещь!!!
— Дал почитать, — Пушкин перестал сопротивляться. — Это было самое надёжное…
— Отдать Елене шифровальный блокнот!!! — Раевский швырнул Француза на лавку. — А письма Нессельроде ты кому подарил?! Маше? Кате?! Или кто у тебя ещё заслуживает сувенир?!
— Дай блокнот.
— Вот он! — Раевский обрушил на лавку возле Француза коричневую книжицу.
— И нож.
— Пушкин, что ты задумал?!
— Parbleue, ладно, я так, — Александр вцепился зубами в угол обложки и рванул. — Держи, — отплёвываясь, он вытащил из-под кожи, покрывающей переплёт, сложенные листы.
— Это что?
— То, о чём ты подумал.
— Ты что же, — Раевский протёр очки и взял письма, — ты…
— Знал, — Пушкин поправлял на шее смятый платок. — Уже довольно давно. Понимаешь, меня смущал один момент: почему мы с тобой первые, кто нашёл связь между «Союзом Благоденствия» и Этерией? Да, нам помог Зюден и его «поднимать наших». Но здесь, на юге, прорва других агентов, и хоть один из них должен был заметить, что греки сотрудничают с русским тайным обществом. Тогда я подумал: первое! Я агент Коллегии и вижу вот это, что я сказал. Второе! Почему-то я никому об этом не докладываю. Почему? А? А?! А?! — Пушкин заглядывал Александру Николаевичу в глаза, едва не тычась в них носом. — Да потому что я сам — член общества! Ай да Юшневский, ай да ёшкин х…!
— Да, да, хорошо, не плюйся, — Раевский усадил Француза на место и вытер лицо. — То есть ты ехал в Тульчин, зная, что тебя встретит агент-предатель?
Пушкин слегка поклонился.
— Убью, — пообещал Раевский. — К чёртовой матери. Почему ты мне не сказал?
— Из вредности. К тому же, у тебя на всё один ответ — арестовать. А у нас к Зюдену добавилась тайна Инзова. И я всерьёз намерен разузнать, как старикан сделался врагом Южного общества. Под следствием тебе такого не скажут, я полагаю. Так что арестовывать по-прежнему рано, по крайней мере, пока не разгадаем тайны.
— Забирай свой блокнот и письма и катись в Кишинёв, — устало сказал Раевский. — И если ещё раз узнаю, что ты утаиваешь сведения, — он вдруг замер, с ужасом глядя куда-то в сторону. — Всё, — прошептал Раевский. — Довел ты меня. Я тронулся умом.
— М-м? — Пушкин завертел головой, пытаясь найти предмет, сумевший привести А.Р. в столь несвойственное ему состояние, и увидел, что из коробки для шляп, стоящей у лавки, вылезает маленький рыжий бес. — А, — Француз взял котёнка и сунул Раевскому под нос. — Это Овидий.
— Кто?! — Раевский отодвинулся.
— Овидий, — торжественно повторил Пушкин, опуская котёнка рядом с Александром Николаевичем. (Раевский встал и отошёл). — Муськин сын.
Глава 2
Война глазами кишинёвцев — переезд — судьба Инзова решена — операция «Клеопатра»
У сердца нежного змею отогревали