Странные занятия
Шрифт:
У Рафа было достаточно времени, чтобы воображать всякие ужасы, которые творит сейчас его сбрендивший агент.
На нужной остановке он выскочил на поверхность и очутился на тротуаре Централ-парк-уэст. На здании напротив висела табличка с номером как «334».
Бегом. Бегом. Раф влетел в открытый подъезд соседнего дома и попытался проскочить мимо агента на посту, который крикнул:
— Стоять!
Раф остановился.
Какой у нее, черт побери, номер квартиры?
— Мейкомб, — задыхаясь, выдавил он. — Эвелин Мейкомб. Какой номер? Кажется, она в большой беде.
Агент с мгновение
Раф повторил свои слова. Его искренность, вероятно, была очевидной, так как агент сказал:
— Тысяча двести два. Жди здесь, пока я не спущусь.
Раф рванул к лифту.
У двери «1202» он остановился.
Из щели внизу сочилась вода.
Раф навалился на дверь. Не поддалась. Он бросился с разбегу, еще раз…
С четвертой попытки дверь открылась прямо перед тем, как Раф в нее ударил, и он буквально влетел внутрь, затормозив грудью на раскисшем ковре.
Он вскочил. Его агент все еще боролся с голографической красавицей. Раф поискал ее владелицу. Но в комнате не было никого, кроме лежащей на полу калеки. На ней высилось, вращая колесами на резиновом ходу, инвалидное кресло.
Отшвырнув кресло, Раф поднял бесчувственное тело и с ним на руках вышел в коридор.
В этот момент прибежал владелец агента-швейцара.
— Вызывай спасателей, мужик. Дамочка ранена.
Из стенного нексуса швейцар вызвал своего агента и отправил его за бригадой «скорой помощи». Потом наклонился над дамочкой, которую Раф осторожно положил на пол, и спросил:
— Миз Мейкомб… вы целы?
Мейкомб? Эта жалкая развалина? О господи, вот тебе и мечты о спасении красотки. А и ладно, может, у нее есть какие-то связи, которые она ради него пустит в ход, раз уж его агент столько всего натворил.
Внезапно в саморазрушающейся квартире воцарилась полная тишина. Изнутри доносилось лишь медленное капанье воды.
Из узла в стене коридора материализовался агент.
Красавица Мейкомб.
Раф и швейцар ждали, когда она заговорит.
Наконец она произнесла:
— Победа.
18
В метаинформе, часть предпоследняя
Агент Фройндлих с настоящего момента отключен… Активная задача: инкорпорирование… Войти в режим обучения, параллельный с нормальной деятельностью… Скопировать подпрограммы подчинения Фройндлиха… Копирование завершено… Оценка модернизации агента Мейкомб: 74.32… Выживание в любых сходных ситуациях гарантировано… Анализ рисков и преимуществ передачи подпрограмм другим агентам: позитивно… Прыжок, прыжок, прыжок…
Гарлемская сверхновая {5}
«Человеческие сообщества достигают определенного оптимального своеобразия, далее которого не развиваются, но и ниже которого не могут опуститься, не подвергая себя опасности исчезнуть. Следует признать, что в значительной степени это своеобразие есть плод потребности каждого общества сопротивляться окружающим культурам, выделяться из них — короче, быть самим собой».
Импринтинг — любопытный феномен. Он заставляет маленьких гусят следовать за людьми-дрессировщиками, а начинающих писателей — за маститыми. Когда я только начинал читать, на меня наложили отпечаток произведения Самуэля «Чипа» Дилейни. Следующий рассказ — моя дань его замечательному «Мы, служащие странной силе, двигаемся неукоснительным курсом», который я впервые прочел в майском номере «Журнала фэнтези и научной фантастики» за 1968 год, где он появился подзаголовком «Курс силы», предположительно более понятном читателю. Рассказ Чипа построен по чудесной, почти архетипичной модели: в замкнутую, отсталую, но странно притягательную общину непрошено врываются аутсайдеры, представляющие более крупную властную структуру (в рассказе Чипа — электрокомпанию). Что драматический потенциал здесь огромен, самоочевидно, и перед ним устоять невозможно.
Более того, в ближайшее время я намереваюсь «позаимствовать» эту блестящую идею еще для одного рассказа!
1
Свирепо сияла одноглазая Кассиопея.
Стоял август, и суровая старая матрона висела вниз головой, приблизительно в тридцати градусах к северу от небесной оси, связанная в рыночной корзине в наказание за то, что бросила вызов Персею, любимцу богов и своему будущему зятю. Какие-то предсвадебные разногласия (выбор серебряного узора на плащ, быть может, или список приглашенных) привели к гибели и возрождению в виде звездчатого камня, сапфира. Надо думать, это достаточно веская причина смотреть сердито.
У меня за спиной от сверхперегретой мостовой Сент-Николас-авеню поднимался жар, усиливая дизельную вонь от работающих вхолостую механизмов Золотой бригады. Лето выдалось знойное, и сумерки не приносили облегчения.
Кувалда, потерявший сознание от шока, лежал на тротуаре — слепое пятно неподвижности в бурлящей толпе Бриков и Золотых. Я видел, как ему накладывают импровизированный жгут из его же грязной старой банданы, с которой он никогда не расставался. Я различал плач Зоры, сдавленные рыдания Холли. В гарлемской ночи, все приближаясь, перекликались сирены. Всеми забытый магнитофон крутил для гостей вечеринки подборку самых свежих бодрящих хитов.
Приблизительно в том месте, где я воображал себе глаз Кассиопеи, ярче Венеры горела сверхновая. Она вспыхнула в мае — невелика сенсация, просто предшествующий видимому свету взрыв нейтрино, квантовые лазутчики фотонной кавалерии. Тихо Браге описал такую вспышку в том же созвездии в 1572 году, почти четыреста двадцать пять лет назад, день в день. По мнению астрономов, это была та же звезда, ожившая вновь, расцветившая небосвод новым чудом.
Не сохранилось никаких свидетельств того, как восприняло сверхновую общество времен Браге, какие страхи она посеяла в душе простого человека, каким благоговением исполнила ученого, на какие мистические озарения подвигнула алхимика. Известно лишь, как отнеслась вот к этой наша собственная эпоха: в целом как к доброму знаку, соответствующему духу времени.