Шрифт:
Если у тебя звонит телефон, значит,
кому-то от тебя что-то понадобилось.
Из кладезя народной мудрости
Пролог
Так повелось, что накануне Дня города глава Горноморска и председатель городской думы награждали почетными грамотами видных горожан, представителей различных социально-бытовых сфер жизни общества. Однако двухсотлетний юбилей не был рядовым событием, и губернатор с милостивого плеча спустил одну краевую награду. Куратором мероприятия традиционно выступал аппарат
С последней задачей у руководителя аппарата и его заместителя особых трудностей не возникло. Начальники управлений образования, здравоохранения и культуры, а также начальник «Курортспецхоза», выдвинутый от управления жилищно-коммунального хозяйства, награждались думскими грамотками – тут все просто. Дальше чиновникам пришлось немного поразмышлять: оставались еще трое претендентов, двое из которых были большими людьми – бизнесменом и уважаемым общественником, а другая простой поварихой, шедшей от управления туризма и сервиса. По большому счету, последней нечего было рассчитывать на главную награду, откровенно говоря, поварихе вообще нечего было делать на награждении, но раз уж она каким-то чудом затесалась сюда, то затирать простую труженицу было бы политически неграмотно. Так что почетная мэрская грамота вполне годилась для нее, разумеется, и для общественницы тоже. Ну а бизнесу в наше время везде главная дорога.
Так было решено еще в минувшую пятницу, и чиновники на время забыли о предстоящем мероприятии. Оставалась лишь техническая сторона дела: арендовать зеленый театр, оповестить номинантов да разослать во все СМИ пресс-релизы – в общем, все то, что входило в обязанности исполнительного звена аппарата. И все шло строго по намеченному плану… ровно до тех пор, пока в приемной руководителя аппарата не раздался странный телефонный звонок.
Часть 1
Глава 1
В понедельник девятнадцатого июля в одиннадцатом часу утра от здания городской администрации отъехал серебристый седан и, проехав два квартала по центральной части города, свернул на Курортный бульвар. Вековые платаны, вытянувшиеся рядами вдоль проезжей части и затмившие своими раскидистыми ветвями небо, создавали подобие зеленого тоннеля, по которому автомобиль проехал до первого перекрестка и свернул на главную транспортную артерию города – Центральный проспект. Влившись в общий поток, он набрал положенную скорость и перестроился в левый ряд.
За тонированными стеклами в салоне автомобиля угадывались два силуэта: водитель занимался своим обычным делом – держался за баранку, рассеянно следя за дорогой, а пассажирка на заднем сиденье отрешенно глядела в боковое окно, даже не замечая великолепных видов курортного города. А между тем, Горноморск был чист и наряден как никогда: газоны аккуратно подстрижены, клумбы пестрели цветами, на мачтах фонарей городского освещения, как на флагштоках, реяли полотнища с символикой города, а над проезжей частью красочные растяжки чередовались с гирляндами из разноцветных флажков и фонариков.
На светофорах вереница автомашин то и дело замирала, и можно было более детально рассмотреть празднично украшенные витрины бесчисленных кофеен, парикмахерских, ювелирных салонов, соседствующих с ломбардами, и различных мелких конторок, что занимали все первые этажи домов вдоль проспекта. Повсюду были расклеены плакаты и афиши, приглашающие жителей и гостей курорта принять участие в торжественных
Миновав круговую развязку на выезде из города, серебристый седан отделился от рычаще-сигналящего автомобильного потока и продолжил движение в северном направлении. Трасса сузилась до трех полос. Справа мелькнул дорожный указатель со стрелкой в направлении серпантина Приморского шоссе. Здесь брало начало подножие Холодных скал. Не доезжая до развилки на Псыгып и Грунтовую дорогу, ведущую через национальный природный заповедник напрямик к Кушхэтскому ущелью, седан мигнул левым поворотником и свернул на извилистую Виноградную улицу. Долго еще пассажирка на заднем сиденье созерцала высокую бетонную стену, бесконечно тянущуюся по левую сторону. Справа проплывали девятиэтажные «свечки» микрорайона Бархатные холмы.
Сбросив скорость за покосившейся автобусной остановкой, седан свернул с Виноградной улицы в узкий проулок между домами. Кидаемая из стороны в сторону, как баржа на волнах, легковушка тяжело преодолела участок с глубокими рытвинами в асфальте, заполненными густой, темной жижей, образовавшейся здесь после ночного ливня, и наконец въехала во двор жилого дома под номером тринадцать.
Привычно припарковав автомобиль на газоне, водитель, мужчина лет шестидесяти, смуглый, будто скумбрия после коптильни, и такой же блестящий от пота, заглушил мотор. В салоне снова стало душно – дорога заняла не многим больше четверти часа, но даже за это короткое время горячее южное солнце успело раскалить металл и обшивку до предела.
Водитель обернулся назад, закинув руку на подголовник соседнего сиденья – в районе подмышки темнело расползшееся пятно, – и обратился к своей пассажирке:
– Сан Санна, мне бы того… до вечера… туды-сюды, а? – В его голосе слышались заискивающие нотки.
На заднем сиденье тяжело дышала грузная, пожилая женщина. Ее одутловатое лицо раскраснелось и покрылось испариной, а дыхание было настолько шумным, что порой из горла вырывались свистящие и хрипящие звуки, как будто там вибрировал маленький органчик. Она так и продолжала с отрешенным видом смотреть в окно, никак не реагируя на обращенный к ней вопрос.
– А? – еще громче повторил водитель, тронув ее за плечо.
– А? Чего? – встрепенулась Сан Санна, точнее, Александра Александровна, как будто очнувшись ото сна, и посмотрела на водителя. На нее были направлены два немигающих глаза, близко посаженых к переносице, между оттопыренными ушами. Глупее лица, по ее мнению, трудно было даже представить. Она шумно прочистила горло: – Кхр-р-р! Это самое, Кока, в шесть тридцать заберешь нас с Козиным. Это первое, первое. Второе, значит, съезди купи, как его, освежитель для воздуха в машину. Пихту купи или эвкалипт, эвкалипт… нет, купи оба, а то запашок что-то дрянноват стал. Вот. Машину помой… – Она уже потянулась к ручке дверцы, но обернулась и обескураживающе добавила: – И пыль сдуй.
Кряхтя и отдуваясь, Александра Александровна с трудом выбралась из салона автомобиля и, тяжелой походкой ревматичного матроса, направилась к дому. Не доходя до подъезда, она остановилась напротив грязно-горчичной облезшей двери, похоже, не знавшей покраски со дня постройки дома. Под облупившейся местами краской проглядывала прогнившая древесина. Сверху донизу вся дверь была исписана нецензурными словечками и разукрашена непристойными рисунками – постаралась местная детвора. Один из рисунков, самый похабный, Александре Александровне нравился больше остальных, и она задержала на нем взгляд чуть дольше.