Странствие Кукши. За тридевять морей
Шрифт:
Обратив лицо к киянам, князь Оскольд возглашает:
– Итак, все слышали – Свербей, Стрепет и Лунь помилованы! Я не намерен дознаваться, кто еще участвовал в заговоре, хотя знаю, что негодяи здесь, среди нас. Но помните все, – и князь Оскольд повышает голос, – если кто-нибудь вздумает мстить за несчастного Канюка, я истреблю род того мстителя, истреблю всех до единого – вплоть до младенцев в люльках!
Никто из собравшихся не сомневается, что именно так и будет – все знают, что князь Оскольд слов на ветер не бросает.
Глава сороковая
ДОБРАЯ ВЕСТЬ С ВОЛХОВА
По Киевским горам проходит молва: с Ильмень-озера приплыли торговые люди, привезли много пушнины
Вада после появления в Печерьске куда-то запропастилась и больше не показывается – Шульга и Кукша отправляются на Подол вдвоем. Теперь, кроме оврагов и тенистых зарослей, на пути у них новая, еще не успевшая потемнеть церковь Илии Пророка, возле нее они перебредают Ручай, поднимаются по склону наверх, и перед ними распахивается Подол, дальний край которого тонет в голубоватом мареве.
Ильменьские торговые люди, как обычно, торгуют прямо с кораблей – им недосуг устраиваться на Торгу поудобнее. Шульга не находит среди них никого из тех, с кем он разговаривал в прошлом году. Но это и неважно, ведь все равно все они с его родины, с верховьев Волхова! Там, дома, жители разных посадов, бывает, враждуют между собой, дело доходит иной раз и до кровавых столкновений, да, конечно, он помнит об этом, но здесь на чужбине они все ему как братья.
Не успевает он завязать разговор с торговыми людьми, как водится, привычными вопросами об урожае хлеба на родине, об уловах рыбы и прочем, как узнает оглушительную новость.
– Велено нам, – говорят торговые люди, – и всем, кто в каких землях бывает, объявлять, что князь Рюрик не держит сердца ни на кого из тех, что были некогда заодно с Водимом Храбрым. Водим хотел-де стать князем словеньским, не имея на то законных прав, но Водима больше нет, спорить не с кем и не о чем… Словом, князь Рюрик призывает всех возвращаться на родину без опасения, всякого, кто пожелает, он охотно примет в свою дружину, а тот, кто не пожелает, пусть спокойно живет на своей отчине и дедине [197] …
197
Отчина и дедина – наследственное земельное владение.
Шульга немеет от неожиданности, несколько мгновений он стоит с разинутым ртом, наконец, просияв от радости, кидается Кукше на шею – все, думать больше не о чем, надо возвращаться!
Тут же, возле кораблей, возникает маленькое вече. Оскольдовы и Дировы дружинники из словен большей частью придерживаются того же мнения, что и Шульга, хотя, конечно, не выказывают столь бурной радости. Оно и понятно, ведь это все зрелые мужи, рядом с ними Шульга – отрок. Двое или трое готовы уплыть из Киева хоть сейчас, даже не заходя домой за своим скарбом, они уже спрашивали у торговых людей, не могут ли те взять их с собой на место проданного товара, однако торговые люди отвечали, что им необходимо закупить побольше жита, едва ли у них на судах останется достаточно места. Есть, однако, и такие, что опасаются, не обманет ли князь Рюрик…
Глава сорок первая
ПРОЩАЙ, КИЕВ!
Шульга прав: думать больше не о чем, пора возвращаться домой, на север. Он, Кукша, обещал дождаться в Киеве Епифания и дождался, и помогал, как мог, в церковных и других делах. Но, уехав, он навсегда простится с Вадой. Все последние дни он надеялся увидеть ее. Если бы она вдруг появилась, можно было бы попросить
Любит ли Оскольд Ваду? У конунгов ни в дружбе, ни в любви ничего не поймешь! Да хоть бы и любил – вряд ли для него это что-то решает. У него мечта – положить начало великому княжескому роду, который когда-нибудь сравняется в блеске и славе с греческими царями, а это сильнее любви… И если Вада вернется в Печерьско, он сделает ее своей женой. Неважно, любит он ее или нет…
Кукша объявляет Епифанию, что совсем уже скоро вместе с ильменьскими торговыми людьми отправится на север, на родину. Он напоминает другу, что у них был разговор об этом еще в Царьграде. И вот время пришло.
– Оскольд убеждал меня остаться, – говорит Кукша, – он верит, будто я приношу им счастье. Верит, что ко мне благоволит судьба. Если, мол, я с ними, то с ними и удача… Может ли так быть? Ведь они прекрасно обходились и без меня. Даже князьями сделались, пока я был рабом в Царьграде.
Епифаний качает головой.
– Как глубоко в князе Оскольде сидит язычество! Он еще не совсем очнулся от дурного сна, ему это только предстоит. Его надо просвещать и просвещать…
Словене, по той или иной причине застрявшие в Киеве, и Кукша с Шульгой в их числе, собираются в путь: они купили вскладчину два корабля и теперь спешно заново смолят их, чинят паруса, делают новые весла взамен треснувших или стершихся об уключины.
Все они получили от князей щедрые прощальные дары за верную службу – вино и масло в узкогорлых корчагах, заморские ткани и сарацинские серебряные куны. Кроме того, они повезут князю Рюрику подарок от князей Оскольда и Дира – багряное корзно [198] с золотой пряжкой на плече.
198
Княжеский плащ, который застегивался большой пряжкой на правом плече, оставляя правую руку свободной для боя.
Кукша вместе с другими словенами работает на берегу Почайны. Рядом с ним – Шульга. Оба юноши ждут, что появится Вада и они вместе подумают, как быть дальше. Не могут же они бросить ее здесь на произвол судьбы! В Печерьском городе Вада больше не появлялась. Они объезжали Киев верхом, бродили по Киевским горам, надеясь встретить ее, но все безуспешно…
Однажды Кукша стоял возле перевернутого вверх днищем судна с квачом в руке и смолил проконопаченную щель. Откуда ни возьмись появляется согбенная старушка с серым изможденным лицом в давно не стиранном рубище и таком же повойнике. В руке у нее суковатый посох. Старушка, хромая, подходит к нему и негромко спрашивает:
– Когда уплываете, молодцы?
У нее скрипучий старческий голос.
– Через два дня, – не выражая удивления, тоже негромко, отвечает Кукша, почему-то он понимает, что так надо, – ильменьские торговые люди сказали, что они будут готовы к этому времени, и мы поплывем вместе, так надежнее…
Старушка кивает и торопливо ковыляет прочь.
Кукша смотрит ей вслед, не делая попыток остановить ее. Но он убежден: к нему только что подходила Вада…
Князь Оскольд ходит мрачнее осенней тучи. Кукше неизвестно, что происходит в суровой Оскольдовой душе. Похоже, не во всем он настолько могуч, насколько хотел бы казаться… Узнав, что Вада появлялась в Печерьске, а потом попросила отвезти ее в Зверинский лес, он изъездил и этот лес, и другие окрестные леса, и весь Киев, побывал и на усадьбе Свербея, и на многих других усадьбах. Свербей признался, что она жила у него, пряталась от княгини Потворы, но сам он давно уже ее не видел. И он, и остальные бояре клятвенно заверили князя Оскольда, что не прячут Вады.