Странствие Кукши. За тридевять морей
Шрифт:
При этом сперва пляшут врозь, глядя друг на друга и выделывая разные замысловатые колена. Эта часть пляски оставляет простор выдумке каждого пляшущего. Особенно ценятся высокие прыжки мужчин. А потом кружатся вместе, обнимая друг друга, и одновременно движутся, как уже говорилось, по кругу против солнца.
Смеркается. От реки тянет холодом. Пир освещен уже не только догорающим огнем, на котором жарилось мясо, – слуги приносят смоляные светочи, вставленные в развилки на крученых железных черенах, и втыкают черены в землю.
Пляска происходит под звуки волынки и гудков. Волынщик изо всех сил сжимает под левой
В круг пляшущих втягивается все больше пар. Женщина или девушка хватает за руку кого-нибудь из сидящих мужчин и тащит в круг. Женщина сейчас ночь, а мужчина – день, и требуется, чтобы в этой пляске он победил ее. Кукша видит, что Вада уже втащила в круг Олега, и у него от ревности снова защемило сердце. Он старается не смотреть в их сторону, но это мало помогает.
Князь Рюрик клюет носом, хотя не так уж много и пил. Видно, крепок мед, а князь уже не крепок… Впрочем, надо признать, что захмелели и многие мужи в самом расцвете сил. Так всегда на пирах, для того и пьют.
Из круга пляшущих выбегает Олег и с помощью дружинника уводит осоловевшего зятя домой. Вада стоит и ждет его, накрывшись подобранной с земли шкурой. Кукша сидит на траве и, не отрываясь, глядит на нее.
Вдруг он чувствует, что кто-то берет его за руку. Он поднимает голову: над ним смеющееся белозубое лицо, несомненно принадлежащее знакомой ведьме, которую когда-то звали Сигню, а теперь зовут княгиня Ефанда. Ведьма-княгиня рывком поднимает его с земли, – какая сильная у нее, однако, рука! – и они присоединяются к хороводу. Их подхватывают звуки волынки и гудков, то сдержанные, затаенные, то прорывающиеся бурной страстью.
Сдержанность в напеве звучит не ради самой себя, она подобна морской волне, которая приближается издалека, как будто не спеша, даже лениво, а сама готовит всплеск, вспышку, удар, и вдребезги разбивается о скалы…
В это мгновенье Кукшу словно подбрасывает некая неведомая сила, ему кажется, что он прыгает чуть ли не на высоту своего роста, во всяком случае, целый миг он видит княгиню Ефанду, ее запрокинутое смеющееся лицо, сверху. Неистовство пляски нарастает, и, кажется, будто не напев ведет пляску, а пляска тащит за собой напев. Кукша в очередной раз взлетает в прыжке над своей белозубой ведьмой-княгиней и слышит снизу:
– Хочу, чтобы ты победил меня!
Кукша не чувствует своего тела, все у него получается само собой. Отчего бы это? От выпитого меда? Да, он немного хмелен. Но не впервые в своей жизни он на пиру, а разве когда-нибудь с ним было что-нибудь подобное? Уж не чары ли ведьмы-княгини?
С усилием он заставляет себя вспоминать, что он христианин, старается представить себе лицо Андрея Блаженного, но у него плохо это получается. Он никак не может решить, пристало ли христианину участвовать в подобной пляске. А ведьма-княгиня смеется и глядит на него так, будто ей про него известно больше, чем ему самому.
Наконец напев начинает уставать, мало-помалу устает и пляска, некоторые пары в изнеможении валятся на расстеленные шкуры в пределах освещенного круга, а у иных
Глава седьмая
РОЖДЕНИЕ ВОРОНЕНКА И КРЕЩЕНИЕ ЕГО
На рассвете Кукша просыпается в длинном доме, здесь же спят все, кто приплыл вместе с ним. Горят два воткнутых в землю жировых светильника. Они кажутся ненужными, потому что через волоковое отверстие в крыше проникает свет. Прямо под отверстием выложен из камней продолговатый очаг, в котором дотлевают смолистые кряжи. От них поднимаются к отверстию несколько голубых струек дыма.
Кукша обнаруживает, что вчера спьяну завалился спать, не разуваясь, и теперь сбрасывает башмаки, чтобы дать отдых ногам. Как же, выходит, он был пьян! Вдруг он вспоминает, что за все это время с начала пира не только ни разу не видел, но, кажется, и не вспомнил Кручину. Ему стыдно, он должен сейчас же ее разыскать!
Не обуваясь, Кукша выходит во двор, свои мягкие востроносые башмаки с длинными ремешками он несет в руках, да, теперь у него башмаки, как у всех, – его ромейские сапоги давно износились! Однако еще слишком рано, Кручина, наверно, спит, незачем будить ее, бедняжку, в такую рань. Чтобы смыть остатки вчерашнего хмеля, он отправляется на Волхов.
Трава покрыта инеем. Сонная городская сторожа, продрав глаза и разглядев его, отворяет ему ворота – все равно пора вставать. За пределами Города, на открытом месте, иней лежит гуще, кажется, будто ночью выпал снег. Кукшины ноздри ловят волнующий запах зимы, смешанный со сладостным настоем осени. Здесь, на Волхове, пахнет уже совсем, как в Домовичах.
Солнце на небе еще не появлялось, может быть, из-за тумана, по времени ему, кажется, пора бы и взойти. Такой затяжной утренний туман сулит ясный теплый день. Кукша ступает по инею, оставляя в нем темные следы.
Перед ним открывается во всей своей красе могучий Волхов. Космы тумана задевают его золотистую поверхность. То и дело по воде расходятся круги – мелкая рыбешка пытается кого-то выловить над водой.
Возле одной из мовен он видит нескольких женщин и, не обращая на них внимания, идет своей дорогой, раздевается на пороге другой мовни, подальше от них, сбегает вниз и бросается в воду. Вода обжигает, словно кипяток. Кукша плывет прочь от берега, течение подхватывает его и сильно сносит вниз.
К своей одежде он мчится бегом, ему зябко и он торопливо одевается. Давным-давно, в те времена, когда, удирая от Свана, ему пришлось прыгать в бурлящий порог, он, кажется, легче переносил студеную воду. Видно, отвык за долгие годы, миновавшие с той поры. Впрочем, едва он успевает одеться, как ему становится тепло.
В Город он возвращается, по-прежнему не обуваясь, ступая босыми ногами по своим темным следам. Над Городом и над домами, окружающими Город, понемногу расширяясь кверху, медленно, словно через силу, поднимаются светлые желтоватые столбы дыма. Кузницы, овины и большие княжеские хлева расположены здесь же, за пределами Города. Оглядываясь на мовни, Кукша пытается вспомнить, которая из них та самая, вчерашняя… Возле одной из них продолжают толпиться женщины. Кажется, это она и есть…