Странствие Сенора. Трилогия
Шрифт:
Потом он осознал, что женщина, должно быть, принимает его за существо Хаоса. Во всяком случае, ее тревога и испуг были вполне объяснимы.
Он подошел ближе, провел острием меча по ее предплечью и остался доволен тем, что увидел выступившую из пореза кровь.
Женщина была закутана в бесформенный кусок белой ткани, оставлявший обнаженными ее руки и ноги. Вблизи становилось заметно, что кожа пленницы покрыта исчезающе-бледным и сложным узором. Сенору еще не приходилось видеть столь тонких и совершенных линий татуировки, которые составляли ускользающие от понимания рисунки.
Это
Человек Безымянного Пальца давно отвык от принятых в Кобаре условностей и, протянув руку, грубо сорвал с женщины белое покрывало. Такое обращение явно покоробило ее; в то же время ей было небезразлично, какое впечатление произведет на него ее тело. Оно действительно оказалось безупречным – упругим, гладким, манящим – и лоснилось от пота в лучах желтого светила.
Сенор собирался воспользоваться своим правом на эту женщину – конечно, где-нибудь в более прохладном месте. Бывшая пленница рыцарей считалась теперь его добычей… Потом его внимание поглотила тонкая вязь рисунков, покрывавших, кроме рук и ног, все ее тело. В сочетании линий, казавшемся случайным, он улавливал нечто большее, чем изысканный орнамент.
К тому же рисунки менялись.
Они текли и дробились, будто отражения небесных огней в неспокойной воде, но стоило ему сосредоточить внимание на любом из них, как тот застывал, теряя зыбкое очарование и переставая исподволь влиять на человеческое сознание…
В это же время остальные рисунки, которые он видел боковым зрением, затевали свою прежнюю колдовскую игру. Похожее мучительное ощущение неуловимости иногда оставляли смутные сны, содержавшие в себе полузабытые, ускользающие тайны. Однако рисунки на живом теле подействовали на Сенора во много раз сильнее…
– Кто это сделал? – спросил он, имея в виду волшебные изображения. И наткнулся на непреодолимую Печать, наложенную на сознание пленницы кем-то, весьма искушенным в искусстве отражений. Паника, охватившая ее, свидетельствовала о том, что герцог коснулся запретной темы.
– Кто ты? – спросила она, не ответив на его вопрос и лихорадочно пытаясь справиться с пугающими призраками, поселившимися в собственном разуме.
Ее голос оказался резким и не слишком приятным. Холодный Затылок заключил, что при определенных обстоятельствах она может быть коварной интриганкой. Лучшей защитой против примитивного человеческого зла служила в Хаосе его мрачная репутация, и он не видел смысла что-либо скрывать.
– Я Сенор, Человек Безымянного Пальца, придворный Башни из мира, поглощенного Тенью. Здесь меня называют Герцогом Мертвая Кожа, а еще – Убийцей Семидесяти Семи. Отныне ты принадлежишь мне. Теперь я хочу, чтобы ты рассказала мне о Храме Спящих Младенцев…
– Значит, ты – не один из… этих? – Она скорчила брезгливую гримаску и показала на запряженных в повозку животных Хаоса, покрывшихся к тому времени длинными коричневыми иглами. Горячие лучи здешнего светила постепенно превращали их высыхающие тела в некое подобие пористого камня.
– Этого ты никогда не узнаешь наверняка, – произнес Сенор с жестокой улыбкой. То же самое ему приходилось говорить самому себе не менее сотни раз. Правда редко может послужить утешением. – Тебе не из чего выбирать и придется довериться мне… Или я заставлю тебя отвечать.
Он видел, что пленница понемногу приходит в себя, и отдал ей покрывало, заменявшее одежду. Когда женщина шевелилась, мерцание света на ее коже соперничало по красоте с завораживающей игрой волшебных рисунков. Холодный Затылок почувствовал волнение, которое было истолковано женщиной как вожделение…
Она не спешила прикрыть свое тело. Вместо этого она легко соскочила с повозки и приблизилась к Сенору вплотную. У нее были желто-коричневые лживые глаза и большой подвижный рот.
– Почему бы тебе не снять это? – спросила она, прикоснувшись к маске пальцами с длинными розовыми ногтями. Без сомнения, белая кожаная маска настораживала ее, однако то, что было под маской, легко могло привести в ужас. Он отдал должное ее смелости, но не любопытству.
– Если я сниму ее, ты пожалеешь об этом, – сказал он, рассматривая лицо женщины сквозь прорези в маске.
– Может быть, все-таки попробуешь? – вкрадчиво спросила она. – Ты ведь спас меня от рыцарей Лухада, и мне хотелось бы отблагодарить тебя. – Женщина провела кончиком блестящего языка по своим пухлым губам. – Я умею быть благодарной…
Он не верил ни единому ее слову, и все же герцога не оставляло предчувствие, что рисунки на коже являются ключом к какой-то тайне, странным образом затрагивающей и его собственную судьбу. Кроме того, он собирался получить от нее сведения о Храме и знал, что не остановится ни перед чем ради достижения своей цели. Его стремление достичь Завершения становилось маниакальным и вытесняло все другие желания.
– Ты вернешь долг полностью, если приведешь меня к Храму, – сказал Сенор с плохо скрываемым презрением.
Ему доставляло удовольствие сознавать, что красота пленницы не имеет над ним никакой власти. У него давно не было женщины, но эта слишком хорошо знала себе цену. В подобных случаях у герцога обычно пропадало намерение платить и он применял грубую силу. Ее коварство было очевидно, однако мотивы поступков оставались для него тайной. Незримая и непроницаемая пелена, в которой, как в трясине, вязли отражения, отделяла Незавершенного от всего того, во что ему хотелось бы проникнуть.
– Лично мне неизвестно, где находится место, о котором ты говоришь, – начала она и, заметив его нетерпеливый яростный жест, быстро продолжила: – Но об этом знают там, откуда меня похитили. Клянусь, это правда! ТУДА я отведу тебя с удовольствием…
Он и сам знал, что это правда, и все же колебался. В ее предложении был какой-то подвох, однако женщина показалась Сенору всего лишь орудием в руках гораздо более могущественного врага. Впрочем, худшее, что его ожидало, была скорая смерть в результате неотвратимого колдовства Зонтага. Он напомнил себе об этом и перестал сомневаться в чем-либо. Тот случай, когда жертва сама ищет встречи с охотником…