Странствия Афанасия Никитина
Шрифт:
Никитин сумел с открытой душой и подкупающей непосредственностью подойти к местным жителям. «Познася со многыми индеяны и сказах им веру свою, что есми не бесерменин, есть христянин, а имя ми Офонасей, а бесерменьское имя хозя Исуф Хоросани». В свою очередь многие ремесленники и крестьяне, убедившись, что этот белокожий и светловолосый тверич не принадлежит к их гонителям, сблизились с Никитиным. Доверие их к русскому человеку, прибывшему из далекой страны, было так велико, что «они же, — пишет Никитин, — не учали ся от меня крыти ни о чем, ни о естве, ни от торговле, ни о маназу (намазе, молитве), ни о иных вещах, ни жон своих не учали крыти». И повседневная жизнь
Именно поэтому удалось Афанасию Никитину написать правдивые строки о жизни народа, гонимого и притесняемого.
Здесь уместно вспомнить о путешествии Васко да Гамы (1497–1499), которое открыло путь в Индию и дало возможность португальцам взять в свои руки морскую вывозную торговлю, до тех пор находившуюся в руках мусульманских купцов.
Васко да Гама, обогнув Африку, на хорошо оснащенном судне переправился через море и побывал лишь в одном приморском городе — Каликуте. Целью его путешествия были поиски новых торговых путей для новых потоков колониальных товаров.
Афанасий Никитин путешествовал в одиночку. «Даба», на которой он плыл, была хрупка и подвержена любому ветру. Все ценности Никитина заключались в одном коне. Но когда Никитин увидел новые земли, познакомился с новыми людьми, глубокая жажда познать окружающий мир толкнула его на путешествие в глубь страны. Он сумел найти общий язык с простым индийским народом, слился с ним, и поэтому записи его «Хожения» до сих пор привлекают нас.
Русский характер, русская душа сквозят за каждой строчкой его коротких и вместе с тем образных записей.
Возвратившись из Аланда, Никитин прожил в Бидаре четыре месяца. В начале марта новые друзья пригласили его отправиться вместе с ними в Парвату. «Свещахся (договорился) с индеяны, — пишет он, — поити к Первоти, то их Ерусалим».
Парвата, куда направился Никитин, представляла собой группу храмов; их развалины были обнаружены во второй половине прошлого столетия на южном берегу реки Кришны.
Шел в Парвату Никитин со своими спутниками целый месяц. Индусы направлялись, видимо, к празднику Шива-ратри — празднику ночи, посвященному богу Шиве. Эта ночь торжественно праздновалась по всей Индии, а к наиболее чтимым храмам собирались громадные толпы богомольцев. К этому времени приурочивались и ярмарки. Шла торговля, очевидно, около самых парватских храмов. «Торгу у бутьханы 5 дни», — пишет Никитин. Кстати, употребляемое Никитиным слово «бут» не значит здесь «будда». «Бут» и «бутхана» — это персидские слова и значат «бут» — «идол», а «бутхана» — «капище», «языческий храм».
Но не ярмарка, которую обычно детально описывает Никитин, поразила его в Парвате, а сам храм и религиозные обряды индусов. «К бутхану же съеждается вся страна Индейскаа на чюдо Бутово, — пишет он, а дальше опять подтверждает: — Съезжается к бутхану людей бесчисленно множество».
О празднике Шива-ратри существует древняя легенда.
Некогда один очень грешный и нечестивый человек охотился в лесу. На охоте застала его ночь, и он, боясь диких зверей, взобрался на дерево. Мучимый холодом и терзаемый голодом, провел он всю страшную ночь в лесу. По воле судьбы под деревом, на котором дрожал охотник, стоял столбик «лингам» — символ Шивы. Сам того не ведая, нечестивый охотник почтил великого бога: он бодрствовал всю ночь и ничего не ел, и от каждого его движения падали на священный лингам с дерева капли росы и листья с ветками. На рассвете измученный охотник ушел домой. Когда охотник умирал, за его душой явились посланник бога смерти
В память этого события — спасения грешника невольным постом и бдением — ежегодно и празднуется Шива-ратри. В эту ночь поклонники Шивы соблюдают строгий пост, не спят и под руководством брахманов совершают омовения, приносят богу цветы и листья и выполняют другие религиозные церемонии над лингамом — символом плодородия и «первейшего бога, равного сиянию миллионов солнц».
Храм поразил Никитина своими размерами.
«А бутхана же велми велика есть, с пол-Твери будет», — с удивлением записывает он. Удивляться было чему: храмы в Парвате, обнесенные одной стеной, судя по развалинам, занимали в длину около двухсот, а в ширину около ста пятидесяти метров. Внутри ограды был также сад и пруд. Ограда состояла из больших каменных плит длиной около двух метров и шириной около метра каждая. Высота ограды была около четырех метров.
Вся бутхана «камена, да резаны по ней деяния Бутовыя, около ея всея 12 резано венцев, как Бут чюдеса творил, как ся им являл многыми образы». До недавних пор еще сохранились на стене храма эти двенадцать венцов с изображениями чудес бога.
По описанию Никитина, идол «являл многыми образы: первое человеческым образом являлся; другое человек, а нос слонов (Ганес); третье человек, а виденье обезьанино (Хануман), в четвертые человек, а образом лютаго зверя, являлся им все с хвостом, а вырезан на камени, а хвост через него сажень».
Особенно поразила Никитина одна из статуй Ханумана. «Вырезан из камени, — пишет он, — велми велик, да хвост у него через него, да руку правую поднял высоко, да простер, акы Устьян царь Царяградскы (статуя византийского царя Юстиниана I), а в левой руце у него копие, а на нем нет ничего, а гузно у него обязано ширинкою, а видение обезьянино».
Видел Никитин кроме этого и других идолов, и «жонок их» с детьми, но он не описывает их подробно, говоря только, что они «нагы» или «нагы вырезаны».
Описывает дальше Никитин, как индусы «чтут» бога, религиозные церемонии, которые ему пришлось наблюдать в Парвате. «А перет Бутом, — пишет он, — стоит вол велми велик (Нанди — священный бык Шивы), а вырезан ис камени ис чернаго, а весь позолочен». Индусы благоговейно подходят к Нанди и «целують его в копыто, а сыплють на него цветы, и на Бута сыплют цветы». Этот обряд совершался в память Шивы-ратри, ночи Шивы.
Во дворе, где находились храмы, по словам Никитина, ездили «на волех». Эти волы были всячески разряжены и изукрашены: рога были «окованы медью, да на шие колоколцев 300, да копыта подкованы».
Культ вола и коровы как священных животных повсеместно распространен в Индии. Быки, посвященные Шиве, пользуются полной неприкосновенностью. И если одному из них вздумается понежиться на солнце, он ложится поперек дороги, и никто не посмеет его потревожить.
Сообщает Никитин еще об одном любопытном местном обычае: «да у бутханы бреются старые женкы и девки, а бреють на себе все волосы, и бороды и головы, да и пойдуть к бутхану».
Бритье волос, по предписаниям некоторых индийских законов, было началом очистительного обета, но женщины обычно подстригали свои волосы, но не брили их. Исключение составляли только вдовы. Возможно, что в XV веке религиозный фанатизм был сильнее и в некоторых случаях брились и девушки, и замужние женщины.