Странствия Властимира

Романова Галина Львовна

— А мешки?.. То есть, я хочу сказать, она жива?.. Иррир и без перевода догадалась, о чем спрашивает мореход, и отвернулась.

— У нее не было времени осматривать все вокруг в поисках твоей поклажи, но лошадь была еще жива.

Ободренный таким известием, Синдбад с удвоенной энергией принялся за дело. Он даже взялся вести в поводу Облака и чуть не поссорился с Буяном, опасавшимся, что, в порыве нетерпения, мореход может совершить неосторожный поступок и погубить Властимира.

Пройдя половину пути, увидели долину.

Долина по форме

напоминала круговую чашу для питья. Стены ее были скалами, подобными той, по которой прошли путешественники. А дно ее занимали остатки города.

Здания, все как на подбор высокие и стройные, смотрели в небо. Они теснились беспорядочной толпой, образуя узкие, изломанные улицы. Только в центре виднелось нечто вроде вечевой площади. Некоторые дома были разрушены временем так сильно, что превратились в кучи камней. Другие время пощадило, но все равно в городе не было ни одного целого здания, кроме единственного — у самой площади. Над его куполообразной проломанной с одного бока кровлей постоянно висели низкие снеговые облака.

Киллик указала прямо на него.

— Храм, —сказала она.-Чара в комнате под самым куполом. Вход лишь с одной стороны — снизу.

— А дыра в крыше? — немедленно спросил Буян. — Наши кони умеют летать.

— Кони умеют, — кивнула Киллик, — но не только они… Откуда-то снизу, из развалин города, вдруг донесся странный звук. Он был похож на зевок огромного существа и закончился ясно слышимым постаныванием. Девы-птицы забеспокоились, а лошади испуганно шарахнулись. Темно-серый жеребец Мечислава взвился на дыбы, чуть не сбросив юношу в пропасть. На помощь ему бросился Слав. Вдвоем они еле укротили напуганного коня.

Предводительница Киллик вздохнула.

— Оно умеет летать получше ваших коней.

— А что это?

— Его создала Чара, чтобы оно охраняло ее. Но оно там не одно — там полно его слуг и друзей.

— Что-то их не слышно. Или они кричат только по ночам?

— Они не кричат вообще. И те, кто с ними встречаются, тоже замолкают очень быстро.

— Всего-то? — хмыкнул Буян и коснулся ладони Властими-ра, — Не сложнее, чем Змея сокрушить, верно, друже?

— Верно-то верно, — ответил тот, —да только тогда, мы с тобой не одни там были.

— А мы и посейчас не одни… С нами вон… — Буян осекся. — Синдбад!

Все разом обернулись на его крик. Пока шел разговор, мореход достал у кого-то из тороков веревку и, приладив ее к камням, начал спуск.

Все бросились к обрыву.

— Что ты делаешь? — крикнул ему Гаральд.

— Там внизу моя лошадь, — выдохнул сквозь зубы мореход. — Я ее отлично вижу…

Он замолчал и перехватил руками пониже.

Четыре крылатых коня спустились с края обрыва, сопровождаемые двумя птицами. Три жеребца сразу слетели наземь, а Гаральд придержал своего, поддерживая повисшего на веревке Синдбада. Лишь после этого он присоединился к остальным.

Обрыв и правда был неглубок — на глубине в три сажени склон становился глаже. Там росли колючие кусты. Лошадь запуталась

в них. Бока и ноги ее были так изодраны о камни и колючки, что уже только из-за этого ее следовало бы оставить здесь. Но она при падении сломала спину, и это, к сожалению, было видно. Лошадь еще шевелила передними ногами и косила на людей синим блестящим глазом, но даже она понимала, что дни ее сочтены.

Мореход вдруг всхлипнул и отвернулся.

— Убейте ее, — шепнул он. — Так мучиться… Буян взялся было за нож, но отвел руку: — Нет.

— Трусишь? — удивленно вымолвил Гаральд. — А я думал, что ты…

— Я младенцев в жертвы не приносил, если ты о твердости моей руки, — резко ответил гусляр. — Моя участь самая мирная на свете — людям о радости жизни и о любви петь. Жизнь защищая, убить могу и зверя раненого добить сумел бы. Но ее — рано убивать.

— Думаешь — выживет?

— Нет. Нам на обратном пути ее жизнь понадобится… если судьба будет вернуться, — загадочно изрек Буян и отошел.

Не проверив даже, целы ли мешки в тороках, люди отправились в город. Всех торопили Киллик и Синдбад. Мореход горел желанием поскорее уйти от умирающей лошади, а предводительница спешила пересечь город до наступления темноты-во тьме таинственные слуги Чары и ее сторожа выходят на добычу.

Понемногу все забыли о том страшном и неведомом, что подстерегает их в пути. Полуразрушенные дома высились справа и слева — успевай только смотреть. Люди вертели головами, разглядывая каменные стены, купола крыш и увенчанные изображениями птиц колонны. Колючий кустарник и ползучие лианы оплетали их, крошили камень корнями. Широкие листья закрывали полустертые временем и дождями надписи. Киллик пробовала читать некоторые из них — подобные знаки были на украшениях дев-птиц, — но за древностью лет смысл их забылся.

Синдбад совершенно оправился от несчастья с лошадью и весь так и лучился любопытством.

— Знакомо мне здесь все, — объявил он, — Хотя и не похоже… Но в Индии старые разрушенные города выглядят точно так же. — Он подбежал к обветренным развалинам и оперся на колонну. — Вот такие крыши у многих храмов в Индии. Только там звери другие высечены и люди с головами чудовищ и шестью руками, а порой и тремя головами, а в каждой голове — по три глаза. И вся разница… Впрочем, тут Индия недалеко… Может, кто-то сюда и приходил кроме нас…

— Ага, и если и был, го все до тебя унес, —усмехался Гаральд. — И правильно сделал — на чем ты награбленное отсюда потащишь? На себе?

— У нас нет времени бродить по этому городу, — осадил всех Буян. — У нас цель есть, и глупо ее отбрасывать!

Киллик шла впереди, показывая дорогу. Чем ближе подходили они к центру города и чем выше поднимался перед ними купол храма, тем осторожнее она была. Доходя до поворота, она останавливалась и украдкой выглядывала за угол.

Завернув за угол в очередной раз, Киллик вдруг вскрикнула и метнулась назад. Лицо ее побелело, глаза испуганно расширились.