Странствующий по Вуру
Шрифт:
Ничего не оставалось, как идти самому, пройти в эту дверь, которая ведет в полную темноту. Может, там найдется средство возвращения на поверхность. Я сказал это Илло, и она согласилась.
Теперь, когда мы достигли дна колодца, к девушке как будто вернулось самообладание. Или так казалось внешне. Должен признаться, что появление отверстия подбодрило и меня. Плечом к плечу мы ступили с платформы в коридор или туннель. И снова гары пошли за нами, как и тогда, когда мы проделали проход в Чащобе.
Я освещал фонариком стены. Похоже на колодец, который мы только что покинули. Вернее, на его двойник меньше размером и уложенный
– Выключи фонарь на минуту, – попросила Илло.
Я не знал, что она хочет сделать, но выполнил ее просьбу. Так мы обнаружили, что теперь фонарик нам не нужен. Стены светились. Может быть, не так ярко, как цепочка, но наши глаза приспособились к тусклому освещению, и мы без труда могли идти дальше. Я с радостью убрал фонарик и снова взял в руку станнер. Не потому, что ожидал встречи с ядовитой растительностью Чащобы; просто со станнером в руке чувствовал себя уверенней, сохранялась иллюзия, что я еще способен контролировать ситуацию и что вскоре мы откроем… Что? Чуждую форму жизни?.. Какую-то механическую установку, действующую бесконечно долго после того, как исчезли ее создатели? Я не знал и не строил догадок, знал только, что чувствую себя в большей безопасности, сжимая в руке станнер.
Дорога казалась бесконечной. Настолько, что нам один раз пришлось остановиться, немного попить из скудных запасов, разделив их с гарами, и поесть. Я дал каждому гару по лепешке дорожного хлеба, и они с шумом принялись жевать. Очевидно, хлеб им понравился. В глубине сознания возникла мысль: как только припасы кончатся… Нет, об этом я подумаю, когда придет время. Мы будем тратить воду и пищу как можно экономней, но я не стану говорить о том, чем могут кончиться наши блуждания вслепую.
В конце коридора оказалась дверь. Она была закрыта, и я не видел никакой щели, когда снова включил фонарик и принялся внимательно разглядывать преграду. Слева от меня углубление, но никакой ручки или щеколды. Я вложил пальцы в углубление и нажал, но преграда оставалась неподвижной. Неужели мы заперты, как пленники?
Ничего не оставалось, как пытаться открыть дверь. Я снова собрался с силами, вцепился в нее пальцами и стал давить не внутрь, а двигать направо. Сначала мне показалось, что и на этот раз моя догадка неверна. Но потом, может быть, потому что пришлось преодолевать столетия бездействия, дверь неохотно заскользила в сторону. Мне требовалось напряжение всех сил, чтобы двигать ее. Я обнаружил, что легче это делать резкими рывками, а не постоянным усилием. Наконец панель отодвинулась, и мы увидели свет – почти такой же яркий, как наверху, во внешнем мире.
Глава 11
Свет, ясный и устойчивый, шел сверху, а между нами и его источником находился широкий лестничный пролет. Ступеньки очень низкие, и каждая расписана яркими красками. И нарисованы на ступеньках – лица!
Ничего нечеловеческого и чуждого, как в той статуе, что мы встретили в чащобе, в этих лицах не было. Эти люди могли бы и сегодня жить в любом владении или поселке. Они все разные, но такие реальные, что я мог подумать только одно: это изображения живых людей. И тем не менее они нарисованы на ступенях, и всякий поднимающийся по лестнице, куда бы ни поставил ногу, обязательно наступит на одно из них.
Есть что-то неприятное в том, как нарисованы
Илло опустилась на колени, пальцами коснулась ближайших лиц на самых нижних ступеньках. И, словно прикоснувшись к горячим угольям, отдернула пальцы.
– Там черепа, Барт… под рисунками настоящие черепа.
Наклонившись рядом с ней, я не увидел ничего, кроме рисунков на поверхности. Должно быть, прикосновение целительницы, настроенное на высочайшую чувствительность, открыло ей ужас, таящийся под рисунком.
– Их враги – как велик был их гнев!
– Это не могут быть люди. – Я сразу вспомнил ряды скелетов. Там кости были не тронуты, черепа на месте. А это место очень древнее и существовало – я был в этом уверен – задолго до того, как разведчик открыл Вур.
– Нет, конечно, они гораздо древнее, но очень похожи на нас. – Илло посмотрела в сторону двери наверху, откуда исходил свет. – Нужно идти туда… но наступать на это… – Она вздрогнула.
Я внимательно разглядывал лица. Да, все разные, очень реалистическое воспроизведение. Но все же это лица людей, кажется, таких же людей, как я сам.
– Это произошло очень давно, – успокаивал я девушку. Хотя не понимал, что именно «это». Должно быть, лестница сооружена в ознаменование окончательной победы и сокрушительного поражения – для кого: для строителей или тех, кто нарисован? Может быть, какой-то народ был изгнан с поверхности Вура, принял предосторожности и существовал здесь, а потом обрушил свою месть на победителей в самой чудовищной форме? Или ответ прямо противоположный: чужаки победили и отметили свою победу, создав вечный портрет побежденных? В любом случае, художник, сотворивший это, проявил в изображении этих лиц самую безжалостную точность, жестокость, злобность, на какие только способен наш вид.
– Очень давно, – повторила она. – Но они старались… запечатлеть их… своих врагов. Черепа – это большое зло. Зло!
Я выпрямился и, когда она не пошевелилась, помог ей тоже встать.
– Сейчас ничего нельзя сделать. Не думаю, чтобы тут было что-то, кроме костей…
– Этого мы не знаем. – Илло чуть повернула голову и встретилась со мной взглядом. В ее глазах отражался ужас. Она была потрясена. Такой я ее никогда не видел. – Как мы можем понять, что здесь произошло? Могила – тихое место, где ничего уже нет – это место воспоминаний для живых, а когда проходят годы, исчезает даже это. А такое сохраняет древнюю ненависть, она остается жива. – Девушка вздрогнула. – Мы не знаем, во что они верили… а вера – мощное оружие… и страж.
– Но мы в это не верим! – Мне показалось, что я понял, на что она намекает, это потрясло меня, но только на мгновение. Я отказывался признавать такое предположение. Если не веришь, угроза не существует.
– Да. – В ее голосе все еще была дрожь. Илло больше не смотрела на меня, но крепко держала за руку и не убирала свою. А смотрела она на ступени.
– Мир – да будет с вами мир! С теми, кто создал это, и с теми, кто умер при создании, – мир! Потому что все это ушло – и теперь забыто. Покойтесь в окончательном и бесконечном сне!