Страшен путь на Ошхамахо
Шрифт:
Алигот тупо уставился па Кубати, с тяжким усилием постигая смысл услышанного.
– Э-эй! Ты что тут болтаешь? Все в мире делается по воле аллаха! – Алигот немного подумал и добавил с вновь обретенной уверенностью:
– Даже волос с головы человека не упадет без ведома аллаха!
– Воистину так, – согласился Кубати. – Значит, сиятельный паша признает, что в нашей встрече, которая несколько дней назад произошла в соседнем лесу нет моей вины?
– Как это нет?! – заорал Алигот, которому такая мелочь, как последовательность в рассуждениях, была глубоко чужда. – А как же мои драгоценности? Отвечай, куда
– Без языка я совсем ничего сказать не смогу, – спокойно возразил Кубати.
– А драгоценности я не прятал… – Эти его слова были четко продуманы: юноша хотел таким вот несколько окольным путем выведать хоть какие-нибудь подробности вчерашних событий.
– Ага! Значит, прятал твой этот, как его? Туз… – паша обернулся к Алигоко. – Туз…
– Тузаров! – подсказал Шогенуков. – Тот самый, что разбойничал еще в Бахчисарае.
Шогенуков неторопливо подошел к Алиготу, наклонился к его уху и быстро прошептал:
– Не надо говорить сопляку об этих смертях, а то он закусит удила, и мы ничего от него не добьемся. Мы только похитили его одного – и все.
Паша внимательно выслушал, затем досадливо отстранил князя рукой.
– Сам знаю! Не вчера родился!
Вновь стараясь развеять тучи, которые опять начинали сгущаться, Алигоко хлопнул в ладоши и приказал:
– Несите наконец мясо! Уже, наверное, изжарилось.
Лицо крымца немного посветлело, когда Джабой перехватил у одного из уорков и с поклоном подал паше ореховую рогульку с нанизанным на нее целым бараньим боком. Ребра были красиво подрумянены на углях, а мясо, кажется, еще оставалось жестким: Алигот не без труда рвал его зубами, но отдать, чтобы дожарили, отказался.
– Все у вас тут по-холопски, – ворчал он с набитым ртом. – И мясо тоже. Никогда я еще не попадал в столь неподобающее моему званию положение. – Он отхватил кусок побольше, с усилием его прожевал и проглотил. На низком алиготовском лбу выступила испарина, подбородок залоснился от горячего жира.
– Наш властелин, клянусь, как настоящий батыр кушает! – восторженно заявил Келеметов и сглотнул слюну. – И правильно. Таулу [74] недаром говорят: «То, что горячее, то уже не сырое…»
74
горцы, в данном случае — балкарцы
Джабой хотел сказать что-то еще, но осекся под негодующим взглядом паши, который не сумел оценить по достоинству шутливое изречение горцев.
Утолив первый голод, Алигот-паша милостиво соизволил позаботиться и о своих гостеприимных хозяевах:
– А вы тоже, это самое… садитесь и ешьте. Что там будет еще? Вареное? А вот эта… печенка, которую внутренним жиром обволакивают и так жарят. Как вы ее называете?
– Жалбаур! – радостно крикнул таубий. – Сейчас будет сделано!
Шогенуков еще раз наклонился к волосатому уху Алигота-паши и, кивнув головой в сторону пленника, проговорил вполголоса:
– А с этим что делать? Может, не стоит сразу решать его участь, а взять с собой? До моря путь неблизкий, стоянок у нас будет много и…
– И по пути он будет спасать нас от дорожной скуки! – перебивая князя, громко подхватил Алигот и расхохотался.
Его
Джабой подобострастно хихикал, выражая всем своим видом благоговейный восторг и одобрение. Алигоко понимающе, но скромно усмехнулся и заглядывал, в лицо сераскиру, выразительно, одними глазами показывая ежесекундную готовность свою к преданному и главное, не всегда заметному для посторонних служению. Скользнул он взором и по лицу Кубати, и юноша мог бы поклясться, что уловил в его мимолетном взгляде намек на какое-то возможное между ними – между сыном Кургоко и Шогенуковым – соглашение, или даже заговор.
Кубати сделал вид, будто всерьез задумался. А ему и в самом деле сейчас было о чем поразмыслить. Своей честью он, конечно, не поступится ни на мизинец – пусть хоть на куски режут и на костре жарят. Однако и без нужды совать голову в пасть иныжа [75] он тоже не будет. Спешить в таких случаях не следует. Ведь на том свете его никто не упрекнет за то, что прибыл с опозданием. Стоило потянуть время. Кто знает, а вдруг Канболет уже пустился по следу… Да и вообще в дороге всякое может случиться…
75
сказочный великан-людоед
Алиготу подали лучшие куски свежесваренного (на этот раз до полной готовности) мяса. Некоторое время он с увлечением отдавал должное самой вкуснейшей на свете баранине – мясу черного карачаевского ягненка. Потом он как-то размяк, оттаял и пришел в почти для себя не знакомое благодушное настроение. Алигот самому себе удивился: после всех превратностей последних дней ему вдруг захотелось стать чуточку добрее.
– Ну, юный башибузук, говори, какого ты роду и племени, – Алигот вытянул в сторону Кубати толстый палец, покрытый застывающим жиром. – Хотя подожди. Можешь пока не отвечать. Я вижу, ты не подлого происхождения. Скорее всего – из худородных кабардинских узденей [76] . Я угадал?
76
сказочный великан-людоед
Кубати почувствовал на себе упорный взгляд Алигоко и отметил про себя, что князь будет теперь все время пытаться подсказывать ему правильные ответы, но этот его труд, пожалуй, напрасен: молодой Хатажуков и сам не оплошает – уж во всяком случае не станет без нужды называть свое родовое имя.
Кубати сделал удивленное лицо, как бы дивясь прозорливости Алигота, и с готовностью подтвердил:
– Угадал, сиятельный, угадал.
– Ага! – самодовольно хрюкнул паша. – Эй! Развяжите ему руки и дайте пожрать. Стойте, болваны! – крикнул он уоркам, бросившимся выполнять приказ. – Хотите, чтоб он раскидал вас, как мокрозадых ягнят? Сначала набейте ему колодку на правую ногу, а цепь от нее надо, эта… к правой же руке. Учить вас…