Страшные гномы
Шрифт:
Марина отбросила веник, запахнулась и метнулась к Егору.
– Егорик, маленький! Ты как?! – она нырнула под верстак, обхватила лицо сына ладонями.
– Да все со мной нормально! – огрызнулся тот, отстраняясь.
Он выбрался из-под верстака и отошел от матери. На щеке краснела оставленная Барбосом царапина, левая лямка майки была надорвана, на коленках виднелись ссадины.
Оглядевшись, Егор скорчил злобную гримасу.
«Подумать только! Он еще злится, что упустил кота!» – понял Сбитнев.
– Бог
– Ничего у меня не болит! – рявкнул Егор. Он выпятил подбородок и часто дышал, глядя на мать.
– Ну-ка пойдем в дом. Нужно обработать, чтобы зараза не попала, – Марина поднялась, сцапала сына за руку и торопливо направилась к дому.
Они скрылись, а Федор Иванович отпустил ветки, уронил голову на грудь и закрыл глаза. Перед мысленным взором возник скукожившийся кот. Он жмурился и тихо подвывал, болтаясь в пухлой мальчишечьей руке. А Егор смотрел на него исподлобья и улыбался.
«Что с ним случилось? Ведь неделю назад был хороший и добрый мальчишка! А потом лагерь этот, «Березки»… Проклятое место!» – Сбитнев открыл глаза и уставился на резные смородиновые листья.
Он с трудом поднялся и на ватных ногах направился к дому. Кинув взгляд на свернутый кольцами черный резиновый шланг, покачал головой. Жуткая сцена высосала все силы. Сбитнев хотел лишь добраться до кровати, укрыться под одеялом и забыться.
Подойдя к крыльцу, Федор Иванович замер, услышав короткое, подавленное «мяу!»
– Кс-кс! – позвал он, наклоняясь и оглядывая двор.
Из-за бака с водой показалось кошачье ухо и краешек морды.
– Вот ты где, – прошептал Федор Иванович и осторожно подошел к баку.
Барбос сидел, прижимаясь боком к железной стенке. По серо-белой спине пробегали редкие, но хорошо заметные волны дрожи. Подняв на Сбитнева глаза, он вновь жалобно мяукнул.
– Иди-ка сюда, – Федор Иванович присел на корточки, потянулся к коту и взял на руки. – Натерпелся ты сегодня…
Поднявшись, он осмотрел Барбоса. Выглядел тот неплохо – о пережитом напоминали только затравленный взгляд, дрожь и хвост, по-прежнему прижатый к пушистому белому брюху.
– Поживешь пока у меня, – сказал Сбитнев. – А там отыщем тебе новый дом.
Барбос понемногу успокаивался – перестал дрожать и даже замурлыкал. Но как только Федор Иванович повернулся к жилищу Мещеряковых, кот прижал уши и зашипел.
– Что еще случилось… – Сбитнев замер, встретившись взглядом с Егором.
Мальчишка стоял у окна, упираясь в стекло лбом и ладонями с растопыренными пальцами, и не сводил с Барбоса темных, окруженных розовыми тенями глаз. Губы кривились, подбородок чуть заметно двигался.
Поймав взгляд Сбитнева, Егор отошел
Барбос заурчал и вновь стал дрожать.
– Ничего, – прошептал Федор Иванович. – Я тебя в обиду не дам.
Отвернуться было невыносимо сложно, но Сбитнев пересилил себя. Дошел до крыльца, толкнул дверь и скрылся в доме. Отпустив кота, он прошел в ванную, открыл холодную воду и поплескал на лицо. Горло скрутил позыв…
С полминуты Федор Иванович стоял над ванной, чувствуя, как внутри все сжимается, но из пустого желудка так ничего и не вышло.
Сглотнув, он выпрямился и стал выравнивать дыхание. Сердце колотилось, руки дрожали, душу все еще обжигали ненависть и презрение, что были во взгляде Егора.
Опираясь о стены, Федор Иванович дошел до комнаты и сел в старенькое кресло с деревянными подлокотниками. Из-под кровати, на полусогнутых лапах, выбрался Барбос. Медленно и бесшумно он пересек комнату, уселся перед креслом и поднял глаза на Сбитнева.
– Что смотришь, спасеныш? – прошептал Федор Иванович. – Спасибо сказать хочешь? Так не меня благодарить надо. Ворону.
Вспомнив, с какой яростью птица кидалась на Егора, Сбитнев покачал головой. Это все неспроста, звери всегда чувствуют беду.
«Что-то случилось с Егором. И всему виной – поездка в лагерь», – размышлял Федор Иванович.
Но что могло изменить доброго домашнего подростка настолько? А Максим Серов? Девятнадцатилетний студент превратился в куклу…
– Это все «Березки», – одними губами произнес Сбитнев.
За несколько дней до этого.
Решетчатые ворота наконец-то остались за спиной.
«Вот мы и в «Березках!» – подумал Андрей, чувствуя, как отступает страх. – На целых три недели!»
Седьмой отряд парами шел по дорожке бетонных плит, и Новожилов вертел головой, приветствуя каждый уголок лагеря.
Вот футбольное поле, окруженное высокой, по пояс, травой. За ним – турники, лесенки, пара горок и качели. Вот это квадратное здание из красного кирпича – одновременно администрация, библиотека и столовая. Уже сейчас слышно, как повара гремят посудой. Готовятся подавать полдник.
Желудок, словно соглашаясь, тут же заурчал. Андрей усмехнулся и продолжил «осмотр владений».
За столовой шуршат заросли черемухи, журчит ручей. С другой стороны – невысокая, но плотная стена ирги огораживает площадку для линеек. Вот эстрада – круглое строение без стен, с рядами скамеек по краям…
Хлоп!
Андрей повернулся к брату. Тот, хмурясь, втягивал жвачку.
«Что-то он чересчур серьезный стал, – подумал Андрей. – Как из леса вышли, так молчит все время. Ладно, потом разберемся».