Страшные истории для девочек Уайльд

Нир Эллис

Лилео обменяла его поцелуй на золотое кольцо и дом рядом с любимым лесом. Но счастье так и не приходило.

Поступив в школу Святой Димфны, Лилео взяла фамилию матери. Пардье были долгой вереницей женщин, рождавших единственных дочерей. Все они были обречены на несчастливую жизнь, если пытались отрицать свои корни, которые прятались там, где Озеро встречалось с Деревом, или страдали от мужчин, которые обзывали их шлюхами, ведьмами и сумасшедшими истеричками, когда видели проявления истинной природы Пардье.

Мать Лилео выбрала первый путь:

осталась замужем. И чем больше она вглядывалась в Слово Божье, тем меньше видела вокруг; и, в конце концов, Сыновья и Дочери Нимуэ изгладились из ее памяти.

Могла ли она отказаться от выбора? Она хотела сохранить и лес, и мужа, – быть может, у нее получится снять проклятие, а может, его и не существовало вовсе.

Муж отважно старался. Жить с Лилео было сложно. Он не знал, что ее тяготит, но пытался разделить с ней тяжелую ношу. Пытался переложить проклятие на себя.

Лилео гуляла по лесу и гладила свой живот, в котором зрела новая жизнь. Возвращалась домой к ночи, и муж кричал на нее, искренне не понимая, о чем Лилео думала, ведь ей предстоит стать матерью, а значит, пора уже прекращать изображать из себя лесную нимфу!

Той ночью Лилео Пардье впервые пожалела, что родилась дочерью коварной убийцы Мерлина. Ну почему она не может быть нормальной? Что на нее нашло, когда она захотела ребенка? Ведь у нее совершенно точно родится девочка с проклятьем Нимуэ в крови, которая тоже будет обречена на жизнь, полную страданий.

Мистер Уайльд терял терпение, а Лилео никак не могла сделать выбор: он или мир Нимуэ.

* * *

Лилео Пардье в полудреме лежала на лавандовой поляне близ Авалона. Легкий ветерок шевелил волосы, словно касание низко пролетевшего ангела, а маленькая дочь ползала между фиолетовыми кустиками, лопоча на детском языке. Изола часто пела на этом наречии, подражая странным словам, которые нашептывали ей цветы.

– Изола, – позвала Лилео, и малышка поползла назад, засовывая в рот собранные в кулачок лепестки.

По дороге домой Изола останавливалась, чтобы потрогать каждое незнакомое насекомое и растение в лесу Вивианы. Лилео следила за тем, чтобы дочь не сунула ничего в рот – маленькая Леди не боялась ничего в лесу, словно воспитанная единорогами.

Оазис. Маленькая дочка, стопка книг у кровати, голова идет кругом от волшебных сказок Детей Нимуэ.

Сердце Лилео, казалось, вот-вот разорвется от переполнявшего ее счастья.

Но счастье не было оберегом, и постепенно болезнь возвращалась.

Лилео принимала все таблетки, выписанные доктором Азизом, и между приемами сидела в спальне и смотрела в окно, словно запертая в башне принцесса. Иногда она рисовала в воображении собственную смерть. Целовала дикого лебедя с лунами вместо глаз, и семь лет жизни вмиг утекали сквозь зубы, но этого было недостаточно. В самые тяжелые минуты она плакала и умоляла мужа уйти и забрать с собой дочь, пока безумие не перекинулось на малютку, но мистер Уайльд твердо отказывался, и Лилео срывала с пальца

обручальное кольцо и бушевала, злясь на мужа и на весь белый свет, не дающий ей покоя рядом с красивым мужем в домике посреди леса и голубоглазой дочерью, словно сотканной из пыльцы фей. Малышка могла бы похитить луну с неба, и никто бы этого не заметил, потому что красоты Изолы с лихвой хватило бы для ночи.

Лилео шла на сделки с совестью, продавая душу, словно Фауст. Когда одолевало желание сбежать из дома, она смотрела на спящую дочь. Считала ее вздохи. Касалась полупрозрачных век и пыталась разглядеть под ними сны. Когда хотелось заняться самоистязанием, Лилео залезала в ванну. Мысли затвердевали, скребя твердыми краями по черепной коробке, и Лилео размачивала их в воде, превращая суицидальные настроения в желе, способное выдержать еще один день.

Она рассказывала дочери сказки (многие она слышала от Детей Нимуэ, другие придумывала сама), и Изола смеялась, ахала, взвизгивала и хлопала в ладоши. Такой живой отклик от такой крохи! Лилео Пардье дала зарок, что не умрет, пока не увидит, что дочь пережила первую Изолу Уайльд.

Изола росла так же быстро, как и слива перед домом. Вскоре ей исполнилось девять, и зловещая дата неминуемо приближалась. Десятый день рождения Изолы. Последняя веха.

Лилео мучил страх, что несчастливое имя может повлиять на судьбу Изолы. Она пыталась гнать эти мысли прочь. Лилео больше не верила в Детей Нимуэ, но от этого они никуда не делись. Лилео не верила в пророчества. Ее Изола, вторая Изола, перейдет десятилетний рубеж.

Но повсюду ей мерещились предзнаменования смерти дочери: в хлопьях для завтрака, в надписях на стенах, в капельках пара на зеркале в ванной.

Лилео убедила в этом саму себя. Скоро Изоле исполнится десять, и свою часть сделки надо выполнить. Смерть требовала жертвы, а иначе забрала бы и вторую Изолу.

Замолкшее сердце

Изола вернулась в лес, нетвердо стоя на ногах. Видения прошлого в поврежденном глазу меркли, а настоящее перед здоровым глазом расплывалось. Она больше не могла четко видеть ни тот, ни этот мир.

– Это произошло, когда мы праздновали мой день рождения, – онемевшими губами прошептала Изола. – Мне исполнялось десять.

Последний устроенный мамой праздник: лето, зеленая трава, торт, дети. Воздух был липким, а небо – безоблачным. Гости нежились на солнышке. Изола вспомнила застенчивую Лозу и болтливого Джеймса, а также Цветочка, которая завороженно порхала вокруг голубого шарика на ниточке, привязанной к пальцу Лозы. Та не видела фею – никто никогда не видел, и Изола улыбнулась: втайне ей было жаль тех, у кого в жилах не текла кровь Нимуэ.

Мама сидела у подножия сливы, прислонившись к стволу и закрыв глаза. Когда Изола подошла, мама очнулась от дремоты, улыбнулась и раскинула руки, приглашая дочку в объятия. Ее глаза были темными, руки – слабее, чем обычно. Она так похудела, что