Шрифт:
ОН ПРИШЕЛ ВПЕРВЫЕ
Двор и сад школы-интерната напоминали муравейник. Мальчики, скинув пальто, увлеченно играли в хоккей, гоняя клюшками по мерзлой земле какой-то катышек. Одни девочки, не боясь колючего ноябрьского мороза, старательно прыгали через скакалку, другие ждали своей очереди, пряча красные носы в воротники пальтишек. А самые младшие ребята, забыв все на свете, с криком носились взад и вперед, не зная, куда деть свою неистощимую энергию.
– Тр-р-р-р! – зазвенели по
И разом все дети остановились, со всех концов послышались их жалобные голоса:
– Ой! Ну хоть бы еще минуточку поиграть! Как весело! Солнышко какое!
– Тр-р-р-р! – настойчиво звали репродукторы. – Кончилось время прогулок, пора готовить уроки!
Воспитательницы младших классов собирали своих питомцев, строили попарно. Мальчики и девочки постарше мчались по асфальтовым дорожкам, а степенные выпускники восьмого класса, исполненные собственного достоинства, шли неторопливо, о чем-то рассуждая, не обращая внимания на обгонявших ребят.
– Тр-р-р-р! – торопили репродукторы. – Скорее в классы! Не отставайте! Не опаздывайте!
Всю эту пеструю и шумную суетню с большим интересом наблюдал очень высокий, могучего телосложения молодой человек, который стоял у ворот интерната. Он был без шляпы, и его русые, зачесанные назад волосы открывали крутой и широкий лоб. Чуть прищуренные блестящие живые глаза перебегали с мальчика на девочку, опять на мальчика… Но ребячьи лица так быстро мелькали, что вряд ли он мог кого-либо запомнить.
Когда же двор опустел, молодой человек осмотрелся. Интернат находился близ набережной Москвы-реки. На противоположном берегу высились огромные, похожие на допотопные чудовища четырехногие подъемные краны. Они вертели своими длинными металлическими шеями, выгружая и нагружая баржи, которые пришвартовывались одна за другой вдоль берега. Это был грузовой порт столицы.
Молодой человек перевел глаза на школьный участок, обсаженный вдоль решетчатого забора деревьями. В глубине направо стояли два белых, ярко освещенных солнцем четырехэтажных здания, соединенных между собой крытым стеклянным переходом.
«Это спальные корпуса», – решил он и повернул голову налево. Там совсем отдельно высился такой же белый, но пятиэтажный корпус, тот самый, в котором только что исчез ребячий поток. «А здесь они учатся». Молодой человек поднял руку и почему-то прижал пальцы к виску…
– Ну, смелее! – неожиданно вслух сказал он самому себе, быстро отнял руку от виска, полной грудью набрал воздух, расправил плечи и решительно зашагал к учебному корпусу.
В сенях ему преградила путь девочка с голубой повязкой на рукаве.
– Вам кого? – строго спросила она.
– Я к директору.
Девочка улыбнулась и объяснила, что директор, Вера Александровна, недавно прошла из спальных корпусов в свой кабинет.
Приветливая
Было абсолютно тихо. Не верилось, что на всех пяти этажах сейчас сидят, думают, читают, пишут, отвечают на вопросы сотни ребят.
Он прислушался, опять зачем-то поднял руку и дотронулся до своего виска. Кто-то спускался по лестнице. Он тут же отдернул руку и постучал в дверь.
– Войдите, – послышался далекий женский голос.
Каким нескончаемо долгим показался ему весь путь
по ковровой дорожке директорского кабинета! Он шел к письменному столу, а на него пристально и холодно глядела пожилая женщина, сидевшая за столом.
Лицо Веры Александровны было строгое, даже надменное, очень бледное, резкие складки легли у переносицы и на концах губ.
– Садитесь, пожалуйста, – сказала она совершенно официальным тоном.
Он присел на кончик стула и протянул свои бумаги.
Она молча пробежала глазами листки, откинулась к спинке кресла и начала всматриваться в лицо молодого человека.
Он всегда считал себя смелым и находчивым, но сейчас под испытующим взглядом сероватых усталых глаз учащенно забилось его сердце.
– А теперь, Петр Владимирович, рассказывайте о себе, да поподробнее, – сказала Вера Александровна несколько мягче. – Раз вы намерены поступить к нам в интернат воспитателем, я должна знать вас не только по документам.
Он говорил несколько приглушенным басом, слова произносил медленно, явно стараясь сдержать свой низкий голос. Но иной раз его бас прорывался и гудел сердито, как рассерженный шмель. Тогда молодой человек спохватывался и говорил тише.
Ему двадцать четыре года, он окончил историческое отделение педагогического института, сейчас готовится к экзаменам в аспирантуру. Он комсомолец, живет один, отец убит на войне, а мать работает в колхозе за двести километров от Москвы… Тут он передохнул, набрал воздуху в легкие и неожиданно заговорил совсем на другую тему.
Его очень увлекает туризм, и каждый год летом он отправляется с друзьями в дальние путешествия пешком или на лодках. Вот, например, в прошлом году…
Вера Александровна холодно перебила его:
– Петр Владимирович, а с ребятами вы когда-нибудь дружбу заводили?
– Еще бы! Я студентом бегал в одну школу, был там общественником-пионервожатым. Знаете, какие мы там развернули дела!
Вера Александровна впервые чуть-чуть улыбнулась.
Он сразу почувствовал себя легче, прочнее уселся на стуле.
– Ну потом расскажете, – мягко остановила она его и вдруг встала, молча подошла к окну и начала говорить, словно не ему, а туда, в окно: – Их у меня очень много, целых шестьсот. А вам…