Страшный Тегеран
Шрифт:
Мой муж поклонился, грустно взглянул на меня и вышел из зала. Я осталась одна с этим низеньким молодым человеком.
Он взял меня под руку.
— Ханум... дорогая, — сказал он, — пожалуйте!
Он предложил мне пройтись с ним по залам дворца. И показал мне целый ряд комнат, где были прекрасные картины, художественные занавеси, шелковые коврики кашанской работы, превосходившие по мягкости и нежности все, что только можно себе представить, и отличные кашкайские ковры.
Потом он сказал, что было бы хорошо, если бы я сняла чадру. И я вынуждена была снять чадру. Тогда он ввел меня в маленькую
Здесь на столе стояли бутылки с напитками всевозможных цветов. Мы уселись за стол друг против друга.
Откупорив одну из бутылок, молодой человек сказал:
— Ханум, это самое лучшее шампанское, какое только можно достать в Тегеране. — И протянул мне бокал.
После минутного колебания, — так как до того я никогда не пила спиртного, — я выпила бокал залпом.
Через несколько минут две горничных принесли аппетитный ужин: тут были цыплята, рыба, индейка и другие европейские кушанья.
Вино начало на меня действовать: я беспрерывно смеялась. А он, пользуясь моим опьянением, беспрерывно меня целовал.
За ужином он дал мне выпить еще два бакала.
А через полчаса мы спали на бронзовой кровати в объятиях друг друга...
Когда я проснулась, часы били пять после полуночи. Вчерашнего молодого человека рядом со мной не было. У изголовья кровати стоял мой муж и говорил:
— Ханум, вставайте, пойдем, время идет.
В том состоянии слабости, в котором я находилась, мне совсем не хотелось покидать постель. Но что было делать? Надо было вставать. И я вскочила с кровати.
В соседнем коридоре стоял умывальник. Я плеснула себе в лицо водой. Через несколько минут, закутавшись в чадру, я спускалась с лестницы дворца. У подъезда, как и накануне, стояли карета и пролетка.
И мы поехали — я в карете, а он, следом за мной, в пролетке. Добрались до дому и опять той же дорогой, через маленькую калитку, коридор и оранжерею пришли в спальню. Здесь мой муж сбросил с меня чадру и заключил меня в объятия...
Как-то, дня через два после этих событий, супруг мой вернулся под вечер домой очень веселый. Подойдя ко мне, он сказал:
— Видишь, дорогая, труды той ночи даром не пропали. На, читай!
Он вынул из кармана пакет, вытащил из него бумагу и подал мне. И я — как будто я в самом деле умела читать — пробежала по ней глазами от начала до конца. К сожалению, я ничего не поняла, и мне было очень жаль, что я неграмотна!
Я отдала бумагу мужу и попросила прочесть вслух. Он, громко засмеявшись, прочел:
«Ввиду необходимости назначения способного и подходящего лица в качестве начальника счетного отдела министерства... на место Мирза-Джелаль-Эддин-хана, вышедшего в отставку по болезни, ввиду отличной службы г. Али-Эшреф-хана, помощника начальника упомянутого отдела, на основании приказа за № 790, вышеуказанный г. Али-Эшреф-хан назначается начальником счетного отдела, к исполнению каковых обязанностей ему и предлагается приступить. Содержание г. Али-Эшреф-хана будет исчисляться из расчета 200 туманов в месяц и дополнительно 50 туманов продовольственных. Подписано... оль Мольк. Министерство...»
Прочтя эту бумажку, он вдруг обнял меня и поцеловал.
— Это только твое счастье мне принесло такой пост!
А я
— Ты знаешь, кто все это сделал?
Я ответила, задумавшись:
— Знаю.
Тогда муж сказал:
— Очень хорошо. В таком случае вот что я тебе скажу. Ты знаешь, что в Персии у нас так водится, что каждое дело нужно начинать с приношения, а заканчивать угощением. Что касается приношения за мое повышение в должности, то нами была поднесена та ночь, а вот насчет угощения, то... так как хезрет-э-валя выразили сильное желание повторения и, в особенности вчера, в присутствии нескольких человек изволили мне об этом намекнуть, то придется сегодня опять туда поехать... Я чувствовала, что супруг мой, намеревающийся сделать на мне карьеру, требует от меня невозможного. Моя наивность и невежество, правда, мешали мне понять, что именно таким образом женщины становятся проститутками, но так как та ночь мне совсем не понравилась, то я сказала:
— Нет, ага, я вовсе не хочу туда ехать и не поеду.
Тут муж упал на колени. На лице его было написано горе. Целуя мои ноги, он сказал:
— Ханум, дорогая, неужели ты хочешь меня погубить? Обесчестить? Хочешь, чтобы завтра в мой дом явились двое ажанов и по подозрению в том, что я принимал участие в кашанских грабежах или в поджоге.., забрали меня в полицию и посадили в тюрьму? Нет, если ты любишь своего мужа и дорожишь его честью, ты послушаешься меня, и мы сегодня поедем. Это уже будет в последний раз. После этого хезрет-э-валя на тебя и глазом не взглянет.
И я, думая, что мой муж действительно поставлен в такое положение, и что он несчастен, — согласилась.
Вечером, тем же порядком, как три дня тому назад, мы поехали туда. И опять меня принимал тот низенький молодой человек. Ночью он подарил мне алмазное кольцо, стоившее более двухсот туманов.
И так я стала жить с этим молодым человеком. Много еще раз муж то мольбами, то настойчивостью, заставлял меня ездить к хезрет-э-валя. Матери и няньке я ничего об этом не сказала, так как муж запретил мне кому бы то ни было об этом говорить.
Как-то раз муж мой, вернувшись со службы, сказал:
— Хезрет-э-валя завтра уезжает в Европу.
По лицу мужа я видела, что его что-то удручает. Я спросила, в чем дело.
— Когда хезрет-э-валя уедет, я останусь без покровителя, и боюсь, как бы меня вновь не понизили в должности.
В этот вечер, под тем предлогом, что хезрет-э-валя обещал написать ему записку, чтобы его на службе не трогали, он опять повез меня в парк, и я в последний раз встретилась с хезрет-э-валя. Через десять дней после этого, войдя ко мне, муж сказал:
— Слава богу, мы спасены! Мои дела хороши.
Я спросила, что произошло, и он ответил.
— Кабинет пал. А новый министр... мне знаком и с хезрет-э-валя на дружеской ноге, в нарды с ним играет.
Через пять дней он сказал мне, что вечером у вас будет гость и попросил, чтобы я присмотрела за приготовлениями к приему.
И весь дом, под моим руководством и по его указаниям, принялся готовиться к приему гостя.
Вечером, когда я во дворе давала какие-то распоряжения прислуге, пришел муж и говорит: