Страсть гордой княжны
Шрифт:
– Но, добрая моя кормилица, ночью же так страшно… Черно…
– Глупенький мой сыночек. Ночью спокойно, ночью все живое собирает силы для нового дня, купаясь в прохладных лунных лучах. Ночная прохлада освежает, очищает разум от гнева и боли, внушает высокие мысли. Нет для человеческого разума лучше времени, чем ночь.
Масуд в ответ на это только пожимал плечами, а нянька не просто чувствовала страх своего малыша – этот страх заставлял и ее зябко втягивать голову в плечи. Вот поэтому и решила мудрая Зухра этой душной
О нет, она не стыдила его, говоря, что мужчине невместно бояться темноты, не смеялась над его страхами – ведь каждый чего-то боится, все равно, молод он или стар. Так уж устроил Аллах всесильный, и не стоит глупому правоверному бороться со столь мудрым устройством мира.
– Дай руку, Масуд. Не бойся, опусти глаза – у нас под ногами каменная тропинка… Вот мы сделали один шаг в глубину сада, вот второй… А теперь слушай. В давние-давние времена стоял в одной деревне старый храм. И все было бы ничего, если бы не поселился в том храме оборотень. Стали люди бояться к храму подходить: то покажется им, что ступени скрипят, а то вроде смеется кто-то. Жуть, да и только.
Масуд молчал, лишь крепче сжимал руку Зухры. Та ненадолго остановилась и погладила мальчика по плечу.
– Вот видишь. Даже в далекой стране, что лежит на самом восходе солнышка, живут люди, которые чего-то боятся… Так вот. Как-то раз собрались жители деревни в доме у старейшины, думать стали, как оборотня усмирить. И так прикидывали, и эдак, а ничего решить не могли. Кто же по собственной воле ночью в храм пойдет?
Масуд вцепился в руку Зухры еще сильнее: ему почудилось, что там, по правую руку, темнота стала еще темнее и от нее во все стороны с тихим-претихим шорохом расползаются черные-пречерные щупальца…
Зухра вновь погладила малыша по головке и положила руку на шею, чтобы мог Масуд чувствовать тепло ее ладони.
– А в это самое время, – голос кормилицы звучал не таинственно, а совсем буднично, словно не среди страшного черного ночного сада рассказывает она сказку об оборотне, а в теплой и уютной комнате, освещенной дюжиной свечей, – пришел в деревню торговец снадобьями. Звали его Тасукэ, был он молод, а потому ничего не боялся. Рассказали ему старейшины о своем жутком соседе, а Тасукэ им ответил:
– Да неужели никто с оборотнем справиться не может? Ладно, помогу вам – сам в храм пойду.
– Какой смелый… – пробормотал Масуд. – А что, он и в самом деле ничего не боялся?
– Должно быть, нет, раз уж решился в одиночку в старый храм войти.
– Бывают же на свете смелые люди… – как-то совсем по-взрослому вздохнул мальчик.
– Да, малыш. Каждый из нас, живущих под рукой Аллаха всесильного и всевидящего, по-своему смел. Надо лишь дождаться того мига, когда твоя смелость и решительность кому-то понадобятся.
– А что было дальше? Что сделал оборотень со смелым торговцем?
– Дождался Тасукэ ночи
– Ой… – Как захотелось Масуду сейчас оказаться как можно дальше от этого черного сада! Но Зухра была рядом. «А она все-таки девчонка… – вдруг совсем по-взрослому подумал Масуд. – Девчонка, а ночи не боится».
Зухра, должно быть, услышала эти мысли Масуда, улыбнулась, пусть даже в ночном саду не было видно ее ясной улыбки, и продолжила:
– Ты кто такой? – спрашивает оборотень. – Смельчак, что ли? Один ко мне пришел?
– Конечно один. А то с кем же? – не понял Тасукэ и снова зевнул.
Оторопел оборотень:
– Так ты что же, меня не боишься?
– Что значит «боишься»? – не понял Тасукэ.
– Чудак ты, да и только! – захихикал оборотень. – Все люди на свете чего-нибудь боятся. Вот ты чего боишься?
– Отстань от меня, – рассердился Тасукэ. – Не возьму в толк, о чем ты речь ведешь.
Примостился оборотень рядом с Тасукэ и объяснять принялся:
– Понимаешь, – говорит, – ты обязательно чего-нибудь бояться должен. Вот я, к примеру, оборотень. Меня все боятся, потому и в храм не ходят.
– Ты? Оборотень? – переспросил Тасукэ. – Никогда бы не подумал!
– Да, я – оборотень, – гордо ответил тот. – Ты тоже меня должен бояться.
«А почему надо бояться оборотня?» – Сначала эта мысль промелькнула в голове Масуда. И лишь мгновение спустя он решился переспросить вслух.
– А почему, мудрая Зухра, надо оборотня бояться?
«Так думал сам оборотень, малыш… Он знал, что все его боятся, вот и принимал это как должное. А тут появился человек, который даже не знает этого слова… Вот оборотень и растерялся».
Такой ответ Зухры вполне удовлетворил Масуда, и лишь много дней спустя, вспоминая этот душный темный вечер, понял мальчик, что ответила-то нянька мысленно! А вслух она продолжала сказку:
– Ну вот еще! – ответил Тасукэ. – Дурак я, что ли, тебя бояться. Уж если я чего и боюсь, то это золотых монет. Как увижу – мурашки по коже.
– Какой странный торговец, – в голосе Масуда зазвучали нотки купеческого сына. – Должно быть, дела Тасукэ шли совсем скверно, если он боялся золотых монет. Должно быть, только медяки и водились в его кошеле.
– Не думаю я, малыш мой. Вот послушай, что будет дальше.
– Ну, я же говорил, говорил! – обрадовался оборотень. – Все на свете чего-нибудь да боятся.
– Все? Все-все? – не поверил Тасукэ. – И ты тоже?
– Я? – задумался оборотень. – По правде говоря, боюсь я вареных баклажанов. Прямо до дрожи боюсь. Запах у них противный, с ума меня сводит.