Страсть по понятиям
Шрифт:
Я не торопился начинать допрос. Это только на первый взгляд кажется, что рубить дрова легко и просто. На самом деле тут нужна точность и сноровка. Поэтому в это дело сначала втянуться нужно, а потом уже отвлекаться на важный разговор. А еще нужно было расположить к себе хозяйку дома. Она станет мягче воска, когда увидит результат моей работы. А горка нарубленных мной дров постепенно росла…
— Глафира Сергеевна, я так понимаю, вы здесь давно живете? — наконец-то издалека спросил я.
— Сколько помню, сынок, столько здесь и живу.
Женщина снова приложила платок к глазам, и мне пришлось ждать, когда она выплачется.
— Не приезжают больше. Городские все стали. Не нужна им бабка…
— Бывает… А соседи у вас кто? — спросил я, движением головы показав на дом с вишневой крышей.
— Соседи?! Арина у меня соседка. Арина Петровна, муж-то у нее парализованный дома лежит. Сейчас вроде ничего, поднимается, а раньше пластом лежал…
— Ничего, поправится, еще гоголем ходить будет.
— Ну, гоголем, нет ли, а ходить надо. Арина Петровна сама по хозяйству-то не управится…
— А они дом свой не сдают?.. Раньше, я слышал, сдавали…
— Так это не они сдавали. Это Татьяна Ильинична здесь жила, умерла она, а сын дом сдавал. Потом он продал дом. Эдик ему крышу перекрыл, а он его продал…
— Эдик?
— Нуда, жильца Эдиком звали… Он Варвары Степановны сын, мы с ней когда-то вместе работали… Хороший он человек, добрый, отзывчивый.
— Добрый. А вам крышу не перекрыл. Сыну Татьяны Ильиничны сделал, а вам-нет…
— Так у них договор-то был. Это вместо платы за жилье.
— Да какая здесь плата, тысяча-две в месяц, а крыша тысяч в пятьдесят встала. Или Эдик два года здесь жил?
— Два года?.. Ну, где-то так… Нет, наверное, меньше…
— А с кем жил? Жена, дети были?
— Да нет, не было жены.
— А кто был?
— С братом он жил.
— С братом?! А что, у Варвары Степановны еще был сын? =
— Альберт — его двоюродный брат.
— Альберт?
— Да, его Альбертом звали.
Я потянулся к своей борсетке, достал оттуда фотографию Альберта, показал женщине:
— Он?
Она взяла снимок, поднесла его к глазам, покачала головой-дескать, зрение плохое. Затем она вытянула руку, чтобы посмотреть на снимок издалека.
— Да, он. Альберт это. Да, Альберт… Такты из-за него здесь?
— Я же говорю, что по другому делу, не по-вашему… Как вы думаете, а этот Альберт мог навести на вас мошенников?
— Мошенников?! Каких мошенников? — подозрительно покосилась на меня Глафира Сергеевна.
— Которые у вас деньги на похороны забрали.
— Так это не мошенники были. Грабители. Ночью залезли в дом, мешок мне на голову надели, связали меня… Я с ночи до вечера так пролежала. Думала, умру… И умерла бы, если бы Арина не пришла. Как будто почуяла…
— Когда это было?
— На прошлой неделе-то… А ты что, не знаешь?
Я выпустил из рук топор, сел на колоду и пристально посмотрел на Глафиру Сергеевну:
— Теперь
— Ты не из милиции, — испуганно мотнула она головой.
— Раньше служил в милиции. А сейчас я частный детектив. Из Москвы…
— Из Москвы? А я-то смотрю, не наш говор-то…
— Я Альберта ищу. За ним я приехал.
— Так нет его.
— Здесь нет, а где-то есть… А кто через дом от вас живет? Там ставни закрыты.
— Семка там жил.
— А где он сейчас?
— Так похоронили уже…
— Умер? Погиб?
— Умер. Водкой отравился… По телевизору говорят, что так сейчас часто бывает. Раньше так не было…
— Да, раньше наш технический спирт был самым техническим в мире. Куда уж там травиться… И когда он отравился?
— Так на прошлой неделе.
Надо сказать, это новость меня почему-то совсем не удивила.
— Вас ограбили, а он отравился… Он что, алкоголиком был?
— Кто? Семка?.. Ну, выпить любил, но под заборами не валялся…
— Один жил?
— Один. Ему в Афганистане ногу оторвало, инвалидом домой вернулся. Мать умерла, так он вдову в дом привел, только она ушла от него, получше мужика себе присмотрела. Он так бобылем и остался. На пенсию жил. В огороде возился, корову держал. Работящий мужик был, только без ноги… Где он эту отраву купил?
— Как где? Вы же сами сказали, что сейчас это на каждом шагу.
— Но так это где-то, а у нас… Вот и до нас докатилось…
Я очень сомневался в том, что в Некрасове не было паленой водки. Но все же заподозрил, что умер Семка неспроста. Отравили его. Паленой водкой отравили. А сделали это нарочно. Чтобы я до него не добрался. И Глафиру Сергеевну неспроста ограбили. Связали, набросили на голову мешок. Она старая, запросто могла задохнуться. Считай, чудо ее спасло. Если бы соседка не хватилась, не разговаривал бы я с ней сейчас. И не опознала бы она Альберта.
Соседей напротив у Ремезова не было, голое поле через дорогу, лес за ним темнеет. Потому и улица Крайней называется, что на ней заканчивается городок. Но ведь были люди, которые жили через дом от него, через два..
— А скажите, Глафира Сергеевна, Альберт часто на улицу выходил?
— На улицу? Зачем?
— Ну, в магазин там, на работу…
— Он не работал. И в магазин не ходил. Он целыми днями дома сидел. Компьютер у него там, за компьютером он пропадал. Я его редко видела..
— Ну, а летом? Летом тепло, в компьютер можно и во дворе играть.
— Не было его здесь летом… Эдик, да, он летом появился, а Альберт осенью к нему приехал, холодать уже стало…
— Откуда приехал?
— Ну, он его привез. У себя поселил…
— И долго он жил?
— Да нет, не очень. Осенью появился, а зимой пропал… Два месяца жил или три…
— Но вы его видели.
— Ну, конечно, видела! Какие видеть! Забор между нами низкий, а у меня окно во двор выходит. Он, правда, редко во двор выходил, но я его видела…