Страсть под чужим именем
Шрифт:
Устав бродить и проголодавшись, Ника зашла в кафе. С виду оно было довольно скромным. Но она посмотрела меню и едва не выругалась. Разве можно лупить такие цены? Порция мяса стоит как три килограмма отборной телятины, это ладно. Но гарнир! Перловка. Паршивая перловка, цена которой три рубля за кило, в этом кафе стоила тридцать за порцию. Тридцать! За порцию! В том же «Колибри» самый дорогой гарнир столько стоил. И это был молодой картофель с грибочками и шкварками. Перловку же ни один уважающий себя ресторатор не предложил бы своим клиентам. А тут – пожалуйста! Видимо, это
Ника выпила кофе и ушла. Еду себе купила в палатке у метро – ход-дог за десятку. В Приреченске он стоил столько же. Выходит, для «быдла» цены одинаковые везде, что в провинции, что в столице. И она, Ника, влилась в его ряды…
– Ой, какой он все же милашка. Да, девочки? – услышала она звонкий голосок рядом с собой. – Я тащусь от него…
Ника обернулась и увидела троих девчонок, стоящих под рекламным банером группы «Пацаны». Одна из них гладила изображение Руслана своими пальчиками с обкусанными ногтями и приговаривала:
– Такой душка. Такой милашка. Прямо съесть хочется…
– Даш, хватит уже! – одернула ее подруга. – Задолбала ты со своим Русланом. Он, конечно, ничего, но и получше есть…
– Нет! – горячо возразила та. – Никого нет лучше! Он мой идеал!
– Теперь добавь, как обычно, что ты за него замуж выйдешь!
– Обязательно! – без тени сомнения выдала девчонка.
– Какая же ты дура! Утром он на тебя даже не взглянул…
– Он торопился.
Тут Ника поняла, что нужно вмешаться:
– Девочки, извините, что ввязываюсь в ваш разговор, просто Руслан меня тоже интересует…
Влюбленная барышня тут же из милой нимфетки трансформировалась в ревнивую фурию. Пришлось Нике выкручиваться:
– Я журналист из провинции. Руслан обещал дать мне интервью. Телефон оставил. Но я звоню, звоню, а он трубку не берет.
– Ну-ка, покажи телефон!
Ника продемонстрировала номер на экране своего сотового.
– Домашний, – цокнула языком девушка. – И, главное, правильный.
– А ты откуда знаешь, что правильный?
– Я о Руслане все знаю. И его любимое блюдо, и размер одежды, и адрес его, и телефон. Меняет он, правда, номер часто. Но этот правильный.
– А почему он не отвечает?
– Потому что его в Москве нет.
– Как это? Ночью же был. Вот доказательство! – Ника указала на банер, на котором было указано время начала выступления – полночь.
– Он и утром был. Мы у его подъезда дежурили с восьми утра. А в девять он вышел из дома. Сказал, что летит в Сочи на какой-то корпоратив. Незапланированная халтура. Оттуда на гастроли отправится. И десять дней будет отсутствовать.
Она еще что-то щебетала, но Ника ее не слушала. Незапланированная халтура, значит! Да еще в Сочи. Кто откажется от такого? Ника, окажись на месте Руслана, тоже сорвалась бы, наплевав на случайную любовницу. Но можно же было хотя бы предупредить! Телефон у нее весь день включен. И Руслан мог позвонить или написать смс…
«Не хочет оправдываться, – решила Ника. – Объяснять что-то. Легче без слов свалить… Или он просто-напросто забыл обо мне! И это тоже вероятно…»
Словно оплеванная, Ника вернулась на вокзал. Купила билет на поезд.
– Не звони больше по этому телефону, сука! – говорил, естественно, не Армэн, а его жена. – Поняла?
– Позови Армэна.
– Пошла ты!
– Если он узнает, что ты не дала ему телефон, когда я звонила, он…
– Скажет мне «спасибо»! Потому что он тебя больше ни видеть, ни слышать не желает. Поняла?
– Не ври!
– Он говорит, что ты шалава и дрянь. Это его слова. Поняла?
Это вечно повторяющееся «поняла» так взбесило Нику, что она… Нет, не наорала на оппонентку матом, а расплакалась от злости. С ней часто такое бывало.
И жена Армэна вдруг совсем другим голосом проговорила:
– Приступ у него сердечный был. В больнице он сейчас. Слабый. Не приходи к нему. Ему волноваться нельзя.
Ника решила, что это даже хорошо. Потому что явиться к Армэну в больницу она сможет только послезавтра.
– А когда можно будет прийти?
– Никогда! Армэн в семью вернулся. Он, когда выпишется, сам тебе все скажет. Поняла?
Зло зарычав, Ника отключилась. Она все прекрасно поняла! Когда у Армэна случился сердечный приступ и он попал в больницу, первое что он сделал, придя в себя, позвонил ей. Ника не ответила, и он набирал ее еще и еще. Сильному мужчине необходима жалость (они называют это «сочувствием») любимой женщины. И если та не может сию минуту его пожалеть хотя бы словесно, то он свяжется с другой, не такой любимой, но родной и все-все понимающей, чтобы гарантированно получить свою порцию сочувствия. А уж та своего не упустит. Примчится по первому зову. Окружит заботой. Пылинки будет сдувать. С ложки кормить. И предлагать свою почку, если вдруг она понадобится, как бы всем своим поведением говоря: вот смотри, кто чего стоит. Я тут с тобой, я рядом. Я твое плечо, правая рука, а заодно и жилетка. А та, другая… Кто она, где она?
«Да ладно бы только это! – злилась Ника. – Пусть бы она облизывала Армэна, пока меня нет. Я даже не очень волнуюсь из-за того, что она наверняка его против меня настраивает. Хуже всего, что она завладела его телефоном. Теперь я не смогу ему дозвониться. И все мои вызовы и эсэмэски она сотрет. А потом скажет ему: «Твоя потаскуха ни разу не позвонила. Она где-то шляется, не вспоминая о тебе!» Естественно, я смогу это опровергнуть, показав свой телефон. Но захочет ли он со мной разговаривать? У жены Армэна есть почти два дня на промывку мозгов…»
Всю дорогу до дома Ника изнывала от нетерпения. Хотелось выбежать из вагона и подтолкнуть состав, чтоб быстрее катил. Когда наконец доехали, Ника побежала на стоянку за машиной. Не мыться, переодеваться, есть, а мчаться в Приреченск.
Добралась, к счастью, без приключений. И сразу в больницу. Но ее в палату не пустили. Сказали, посторонним нельзя.
Не зная, что делать, Ника сидела в фойе. И тут увидела друга Армэна. Он шел с гостинцами к больному, и его пропустили.
Ника окликнула мужчину. Тот обернулся, нехотя подошел. Лицо его было недовольным.