Страсть в жемчугах
Шрифт:
Ритм движения его пальцев ускорялся в такт поцелуям, и было ясно, что Элинор создана из плоти и крови, мышц, сухожилий и нервов, так что ни одно его прикосновение не оставляло ее бесчувственной. Ощущая, как нарастает напряжение в ее теле, Джозайя прервал поцелуй, но только для того, чтобы заглянуть ей в глаза; он упивался видом Элинор, возбужденной и испытывающей первые признаки того наслаждения, на которое было способно ее тело.
«Вот… Когда я ничего не смогу видеть, я закрою глаза, и у меня будет это». С этой мыслью он погрузил палец в ее
Глаза Элинор тут же распахнулись в тревоге, и она замерла на мгновение. Потом схватила его за руку и отвела ее в сторону, чтобы положить конец вольностям, которые он себе позволил.
Да, было совершенно очевидно: страстные поцелуи и ласки подошли к порогу чего-то более серьезного. Какой-нибудь прохвост отступил бы только затем, чтобы снова попытаться добиться своего, пока девушка сбита с толку и смущена, но Джозайя Хастингс не повеса.
«Черт побери, только осел продолжал бы настаивать», – сказал он себе. И решительно отстранился от Элинор, игнорируя бесстыдные требования своего тела.
– О Господи! – Она потянулась к нему и взяла его лицо в ладони. – Эффект… потрясающий, сэр. Это было… правильно?
– Не думаю… – Джозайя вздохнул. – Полагаю, нам следует остановиться, пока мы можем.
– Остановиться? – спросила она с дрожью в голосе. – Но я… Нам действительно следует остановиться?
Он взял ее за руки и медленно повел руку вниз, к своему животу и к твердому горячему фаллосу, прижимавшемуся к ткани брюк. Джозайя хотел недвусмысленно продемонстрировать Элинор свое возбуждение, и ему это удалось. Он увидел, как глаза девушки в страхе расширились – возможные последствия для ее девственности были слишком очевидны.
– Д-джозайя…
– Я не хочу обесчестить вас, Элинор. Ни теперь, ни когда-либо. И разве для вас это не было бы погибелью?
– Я… не знаю…
– Мисс Бекетт, это не флирт, который заканчивается целомудренными поцелуями. – Джозайя отпустил ее руку. – Я знаю вас уже достаточно хорошо, мисс Бекетт, чтобы понимать: мы не должны это делать.
Элинор возвращалась домой в замешательстве. И она еще более не была уверена в своих чувствах теперь, когда попробовала новый вкус греха. Мать говорила ей, что когда она встретит «правильного» человека, то сразу это поймет, и тогда все станет на свои места, так что у нее, Элинор, никаких сомнений не останется.
Но Джозайя был… слишком уж необычным.
Он растревожил ее чувства и бросил вызов всему, что она считала разумным и правильным. Когда он смотрел на нее, она забывала все правила этикета и светской сдержанности, которые внушали ей с раннего детства. Ничто в нем не говорило о спокойствии и сдержанности. Наоборот, в его глазах было обещание экзотического таинства; когда же он целовал ее, она забывала обо всем на свете.
Она влюбилась. И эта привязанность была… просто ошеломляющей, только она, эта самая привязанность, ничуть не соответствовала описаниям леди М. Элинор
С того момента, когда он спас ее, представления Элинор об идеальном мужчине воплотились в Джозайе. Ей казался истинно джентльменским каждый его жест, а каждый его великодушный поступок увеличивал ее доверие к нему. К тому же он всегда был вежлив с ней и не терял над собой контроля. И теперь она оказалась в странном положении – сама держала в руках поводья своего падения…
«Я бы полностью уступила ему сегодня, если бы он начал настаивать. Но он увидел страх в моих глазах… и вот я снова отправлена в «Рощу», чтобы подумать и решить, что делать дальше».
Он сказал, что у него нет секретов. Но ее не проведешь. И дело не только в таинственном письме от «отшельников».
Что-то не так с его зрением – она все больше убеждалась в этом. Настойчивость его пристального взгляда походила на привычку человека, который пытается что-то высмотреть вокруг или которому сложно выделить что-то из того, что его окружает. Складывалось впечатление, что для Джозайи предметы просто не существовали, пока не оказывались прямо перед ним. И на каждый новый звук он поворачивал голову…
Кроме того, он не раз проливал краски и перевернул больше посуды, чем это случается обычно, а его падение в парке – еще одна «улика». Он еще сказал тогда, что «стал неуклюжим», – следовательно, раньше с ним такого не случалось.
К тому же он частенько говорил, что «цвета пропали» или что ему нужно «больше света». И еще – свечи… С каждым днем на столе появлялось все больше свечей, так что теперь его студия могла соперничать с кафедральным собором.
Тяжко вздохнув, Элинор пробормотала:
– Он не доверяет мне свои секреты – ни большие, ни маленькие. Пока не доверяет…
Но ей хотелось, чтобы он доверился ей, хотелось узнать о нем как можно больше.
А может, такие мужчины открываются только тем женщинам, которые делят с ними постель? Может, доверие – это часть связи между мужчиной и женщиной, связи, скрепленной физической близостью?
Карета остановилась перед «Рощей», и Элинор, с помощью кучера спустившись с подножки, вошла в гостиницу.
– С вами все в порядке, дорогая?
– Все замечательно, миссис Клей. – Элинор начала подниматься по лестнице, потом остановилась. – Миссис Клей…
– Да, дорогая.
– Скажите, как… как часто интуиция вас подводит?
– Никогда, мисс Бекетт. Ни разу за эти годы я, что называется, не пропустила тухлого яйца.
– Как вы можете быть настолько уверены? – Вопрос прозвучал печально, даже граничил с отчаянием, но Элинор нужны были заверения, которые могла дать только по-матерински заботливая миссис Клей.