Страсть Волка
Шрифт:
“Не вопрос”.
Пригнувшись, я позволяю ей устроится удобнее, и Нанна протягивает руки к Виго, держащему дочь в объятьях.
— Я ее не упущу.
Тигр замирает, недоверчиво глядя на Нанну.
Он не может не понимать, что в зверином облике мы двигаемся быстрее и что у него не будет возможности следить за Мерай, пока сам бежит по пустыне.
Но в янтарных глазах борется недоверие к чужаку и желание быстрее осмотреть дочку, ведь удар по голове — это не шутки.
— Прошу, — шепчет
— Шкуру спущу, если не удержишь, — ворчит он. — И это не шутка!
Нанна кивает и прижимает девочку к себе так крепко, как может, а свободной рукой хватается за мой загривок.
— Я сама с себя ее спущу, если что-то случится.
Возвращение на корабль совсем не запоминается. Все смазывается, выворачивается наизнанку, и я не могу понять, ночь над моей головой или яркий день; жарко потому, что солнце светит, или просто я мучаюсь от лихорадки. Пьяное небо раскачивается из стороны в сторону, но я держусь крепко, почти прилипаю к волку, чтобы не выпустить из рук ценную ношу.
Мысли текут вяло, перемешиваются в голове, а я прислушиваюсь к дыханию Халлтора и сама не замечаю, как проваливаюсь в полудрему-полуобморок; а вздрагиваю и прихожу в себя, только когда чувствую чужие крепкие руки и стальную хватку на плечах.
Меня куда-то несут, на что-то укладывают. Перед глазами — сплошное белесое марево, а от легких покачиваний накатывает тошнота.
— Слышишь меня, Нанна?
Голос волка доносится издалека, будто из другого мира или сна, в которых он мне обычно являлся. Может, и сейчас все это — сон и не более? Я проснусь в своей постели, с колотящимся сердцем, умоюсь и гляну в зеркало, а там — только бледное от волнения лицо и привычное отражение комнаты.
Все меняется слишком быстро, я не успеваю за этими переменами и боюсь их так сильно, что готова бежать на край мироздания, прочь.
Я не могу…
Кто, кроме меня, может спасти семью?
“Если есть еще, кого спасать, — ворчит противный голосок в голове. — Ты же не дура, Нанна. Наверняка Альгир уже вернулся в твое поместье с «трагическими новостями», что пропала в снежной буре дражайшая невеста. Ему даже нет нужды сохранять им жизнь. Отец твой слаб, а мать — смертельно больна. Достаточно просто сохранять в тебе… веру. И ты угодишь прямо в его лапы”.
— Но не с пустыми руками, — мне кажется, что я отвечаю мысленно, но так ли это на самом деле? — Я вернусь с оружием, и если с моей семьей что-то случилось… то я убью его.
Сглатываю тугой комок кислой слюны.
— Я в любом случае убью его… убью… он никого больше не тронет. Никого!
— Нанна, ты меня слышишь?
Распахиваю глаза и упираюсь взглядом в потолок каюты. С трудом вспоминаю, где я и кто я такая; события последних часов смешиваются в одну разноцветную
Что-то мягкое горячее и влажное касается ноющего виска и, повернув голову, я вижу Халлтора, в волчьем облике. Он методично и сосредоточенно вылизывает мою щеку, а я совсем не чувствую боли от пореза.
“Наша слюна — целебная”, — рычит волк, а я дергаюсь и подскакиваю на месте, осматриваюсь по сторонам.
— Где Мерай? — выдыхаю тяжело и захожусь хриплым кашлем. Чувствую, как теплые человеческие руки обнимают за плечи и заставляют лечь обратно, но мне жизненно необходимо услышать ответ!
— Она в своей каюте, — тихо отвечает Халлтор, отбрасывая с моего лба прядь волос. — Ничего серьезного: шишкой здоровенной отделалась, — его длинные паузы убивают меня, а пронзительный взгляд синих глаз вызывает предательскую дрожь. — Если бы ты ее не ухватила, не упала вместе с ней, Мерай могла и не выжить.
— Она дралась как настоящий воин, — возражаю я. — Когда я выбралась из озера, Мерай крепко стояла на ногах.
Халлтор только отмахивается.
— Воин или нет, а ей двенадцать. Мы могли опоздать.
— Виго в ярости, да?
— Больше на дочь, чем на тебя, — волк усмехается и рассеянно перебирает короткие прядки на моем затылке. — Она ослушалась его приказа, вышла на палубу, ввязалась в бой. Это, конечно, очень смело, но и очень глупо. Чудо, что вы не покалечились, что вообще выжили.
Его голос проседает, превращаясь в тихий рык, а кольцо сильных рук сдавливает меня так, что трещат ребра. Волк оплетает меня руками и ногами, как вьюн, и совершенно точно не собирается просто встать и уйти.
Я тяжело сглатываю, поняв, что на мне нет ничего, кроме нижнего белья и длинной рубахи.
Нервно дернувшись, я провожу ладонью по волосам и не чувствую привычной косы.
Точно…
Я и забыла, что от волос пришлось избавиться.
Становится даже как-то неловко, ведь Халлтору наверняка нравятся длинные косы, а я…
И на щеке шрам останется. Хочу коснуться кожи — проверить, что же там такое, но Халлтор опережает меня и перехватывает ладонь, крепко сжимая ее теплыми пальцами.
— Выброси эти глупости из головы.
— Какие “глупости”? — лепечу я, краснея от стыда и возмущения. С какой легкостью этот волчара залезает в мои мысли!
— О волосах. И лице, — добавляет он тихо, прижимая мои пальцы к губам. Его дыхание обжигает не хуже пламени, а в груди разливается такое родное и привычное тепло, что совсем немного хочется плакать. Я не знаю, откуда берется это чувство родства, что медленно заполняет душу от самого донышка до края.
Может, оно рождается из метки? Может, все это иллюзия, чтобы расположить меня к зверю?