Страсть замедленного действия
Шрифт:
За время движения девушка перебрала несколько версий для оправдания и нашла, как ей показалось, самую подходящую.
Мать будущего наследника обнаружилась за первым же забором, через который перевесилась Анжела, чтобы узнать, где живут пресловутые Кукушкины. Не узнать цветастый халат было сложно – такое вопиющее буйство красок могло существовать лишь в единственном экземпляре. Эта самая мать стояла в излюбленной позе всех дачников – «кверхупопой» – и выдёргивала что-то из бесконечно длинной грядки.
– Простите, – завопила
Женщина распрямилась и удивлённо обернулась, полной рукой прикрыв глаза от слепящего солнца.
– Извините, не знаю, как вас зовут! – надрывалась Анжела, перевалив через забор сочный бюст. Она и в самом деле как-то не удосужилась узнать, как зовут её будущую свекровь, а это было большим упущением, о чём барышня в данный момент отчаянно сожалела. Любая здравомыслящая девушка должна понимать, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок, а дорога с этим мужчиной в ЗАГС проходит не через кухню и даже не через постель, а через волчье логово его маменьки, где валяются обглоданные косточки предыдущих претенденток.
– Чего орёшь-то? – беззлобно поинтересовалась тётка. – Я не глухая. Антонина Кондратьевна меня зовут.
– Ой, какое красивое имя, – старательно восхитилась Анжела. – Вы знаете, у нас произошло недопонимание!
– Тю, – Антонина Кондратьевна бросила между грядок тяпку, отряхнула руки и пошла к забору. – Молоко-то всё же надо? А я и думаю, как Андрюша без молока-то. Он каждый день по паре литров выпивает, а тут вдруг не надо…
– Да не в этом дело, – перебила её Анжелика, преданно заглядывая тётке в глаза. Делом это было сложным, так как глазки у неё были маленькие, как буравчики. И вот этими буравчиками Антонина Кондратьевна ощупывала её, как хирург безнадёжную пациентку. – Я по поводу вашего сына!
– Да? – Буравчики слегка округлились, а на челе отразилась печать тревоги. – А чего с ним?
– Вы понимаете, я приревновала! – с придыханием призналась Анжела. Уж врать – так врать. – Я ж не знала, что вы его мама. Я думала, что вы соперница!
– Чего? – опешила Антонина Кондратьевна, слегка отодвинувшись. – Какая-такая соперница? Кому?
– Мне! Я думала, что вы с ним того!
– С кем? – ужаснулась непонятливая тётка. – С сыном?
– Это я так думала. Вы такая хорошенькая, такая моложавая, вот я и подумала, что он меня на вас променял. Я ж не знала, что вы мама, а не невеста.
Мадам Кукушкина, которой последние лет двадцать никто не говорил, что она хорошенькая и моложавая, озадаченно смотрела на городскую профурсетку с резиновыми сиськами и глазами глупой коровы и размышляла: а так ли уж хорошо, если её дети найдут пару в городе и уедут. Ну, предположим, Троекурова она ещё была согласна признать в виде зятя, а вот эта сисястая цапля, которая пару часов назад обхамила её хуже, чем Семёновна, торговавшая на станции бытовой химией и известная всей области своим поганым языком, в невестки годилась слабо.
Пока
– А квартира у тебя есть? – отмерла наконец Кукушкина.
– Есть, – нагло соврала Анжела. Квартиры у неё не было, у неё была только кровать в комнате, где жили ещё две её сестры. А в соседней комнате ютились мама с бабушкой.
– Ладно, проходи в дом, – смилостивилась Антонина Кондратьевна.
Городская идиотка восприняла приглашение буквально – ловко перевалившись через забор и поковыляв через огород на своих каблуках-гвоздиках.
«Ладно, тут от неё пользы не будет, – великодушно решила Антонина Кондратьевна, – лучше я к ним в город буду ездить».
– Ваш сын – такой потрясающий, – продолжила тем временем психологическую атаку Анжела. – Он такой умный, такой перспективный, такой интересный мужчина. Я, как в первый раз его увидела, так сразу и поняла, что именно о нём всю жизнь мечтала. Вы воспитали замечательного сына.
– Ну да, ну да, – покивала Кукушкина, неосмотрительно добавив: – Он когда трезвый, так очень даже ничего. Только редко.
– Да, редко встретишь такого мужчину, – не особо вслушиваясь в то, что говорит тётка, поддержала Анжелика. – И с ним, я уверена, никогда не бывает скучно.
– Вот это точно, – в сердцах припечатала Антонина Кондратьевна. – Как глаза зальёт, так и давай всех гонять.
– Да, коллеги наверняка его побаиваются. В нём чувствуется этакий стержень и твёрдая рука.
– Кулаки-то у него в отца – чугунные, – согласилась Кукушкина. – Как есть – побаиваются его. Давай отряхай ноги и проходи в дом.
Анжелика деликатно шаркнула босоножками по плетёному коврику и собралась было подняться по ступенькам, но Антонина Кондратьевна железной рукой дёрнула её назад:
– Отряхай, говорю! Вон, кило навоза на своих гвоздях с огорода унесла.
Девушка вздрогнула и начала активно выламывать ножки, старательно возя каблуками по половику. Слово «навоз» возымело на неё магическое действие.
Обувь было жалко, но зато контакт с будущей родственницей налажен. Покупку новых босоножек можно будет отнести на необходимые затраты, которые потом сторицей возместятся.
Чай они пили недолго. Вернее, даже не успели начать. Анжела всё примеривалась к громадной полулитровой кружке с треснувшей ручкой, и даже отважилась вытянуть губы трубочкой, чтобы попробовать густой, чёрный чай, как вдруг Антонина Кондратьевна шлёпнула себя по коленкам и объявила:
– А вон и твой идёт. Ладно, пойду к соседке, не буду мешать. Кровать мне тут не сломайте.
Анжелика, сердечко которой забилось от мысли, что Троекуров сам за ней прибежал в деревню (не иначе – соскучился!), моментально приняла отрепетированную соблазнительную позу и зависла над столом грациозной стрекозой, слегка подрагивая бюстом.