Страсти Евы
Шрифт:
– Они поубивают друг друга, - оловянными глазами смотрю я на две ожесточенно сражающиеся фигурки.
– Нужно что-то сделать.
– Я не могу принять чью-либо… - предложение Гавриил не заканчивает, потому что Герман Львович отсекает голову полковнику Уилсону.
Дальнейшие действия происходят одним кадром в режиме рапидной киносъемки. Отчлененная от туловища голова полковника Уилсона катится по уклону, подпрыгивая на кочках, и прибивается к сапогам какого-то выжившего воина. Нет, не просто воина. Его имя Бобби. С огненной местью в глазах он кидает меч копьем в возликовавшего Германа Львовича, пронзая его насквозь. Мироправитель рода Гробовых скатывается кубарем к отрезанной голове мироправителя рода Уилсонов. Кинопленка обрывается, и атмосферу
Бобби замечает на вершине холма окаменевших от шока нас с Гавриилом.
– Гробовой!
– разрывает панихидное молчание его обезумевший возглас.
– Я отмщу за отца!
– Их обоих свела в могилу алчность, Уилсон!
– инквизиторским тоном парирует Гавриил, не дрогнувший ни на мгновение.
За резким заявлением я жду, что Бобби обольет его грязью с головы до ног, но вместо словесной баталии он отчужденно и неподвижно смотрит на меня:
– Ева, ты выбрала порождение зла! Смерть - только начало!
Я не знаю, что и сказать. Теперь мы по разные стороны баррикад. Гавриил сжимает челюсти, тоже не роняя ни единого слова. Сказать нам ему попросту нечего, как и друг другу. Мы оба знаем, что мои соболезнования придутся не к месту. Герман Львович готовил мое убийство и убийство Никиты, а может быть, и убийство самого Гавриила. У них с отцом было столько же взаимопонимания, сколько у кошки с собакой. Что творилось в голове у Гробового-старшего, история умалчивает.
Со мной на руках Гавриил проходит сквозь Врата, перемещая нас на проселочную тропинку. В пешей доступности от трассы у молодого дубка мы отыскиваем его припрятанный мотоцикл.
– Детка, готовься к необычной позе, - с лукавой ухмылкой заносит он ногу за сиденье и усаживает меня на колени лицом к себе.
– Мотоцикл рассчитан на одного, так что прижмись ко мне, обхвати ногами за пояс и поставь стопы на багажник. Руки на спину. Вот так… умничка.
Равномерно распределяя вес на бедрах Гавриила, я скольжу ягодицами по гладкой коже его брюк:
– Что-что, а необычная поза мне нравится.
– А мне-то как нравится необычная поза… - хриплым голосом отмечает он, довольно похлопывая меня по попе своей большой ладонью в черной обрезной перчатке.
– Крепко держись руками и ногами. Готова?
На мой положительный кивок он надевает обтекаемые мотоочки и без лишних рывков степенно разгоняется.
В сумерках нас изредка освещают фарами встречные автомобили. В подвешенном положении задом наперед я плотно скреплена с телом Гавриила и макушкой головы касаюсь его кадыка. Так странно, но я чувствую себя необычайно умиротворенной и счастливой. Меня захлестывают волны радости, наслаиваясь одни на другие. В душе я парю высоко под облаками. Мне хочется сделать какую-нибудь глупость, хочется встать ногами на сиденье и расправить крылья. В меня прямо вдохнули жизнь и пробудили от долголетнего летаргического сна. Мое счастье столь велико, что я страшусь спугнуть счастье своими мыслями о счастье.
На скорости мы влетаем в живую материю арочных Врат и вне времени пересекаем расстояние в тысячи километров. Имение погружено в царствие сновидений. Наш мотоцикл одолевает длинный сводчатый мост и на подъезде к замку заныривает в подземный гараж, другими словами автосалон. У довершающего мотоциклетный ряд пустого места Гавриил глушит мотор.
– Мы дома, любовь моя.
Я всматриваюсь в черные линзы его мотоочков, гадая о выражении глаз под ними. Гавриил улыбается мне так провокационно соблазнительно, что атмосфера воздуха между нами разряжается. Спонтанным жестом он сдергивает с себя очки и жадно пленяет мой рот. Наши губы и языки сливаются в глубоком поцелуе. По моему телу проходят миллиарды вольт электрического разряда, прорывая собой озоновый слой и улетая далеко за пределы Вселенной… На планете рушатся плотины… Штормовой ветер срывает крыши домов… Громовые колесницы проносятся по небу… И даже если небеса прямо сейчас обрушатся на землю,
– Я изголодался по тебе, Ева, - охрипшим от возбуждения голосом признается он и нетерпеливо опускает мне лиф платья на талию, оголяя мои съежившиеся бордовые бусинки.
– Девочка моя, черт, до спальни я не дотерплю. Я возьму тебя прямо здесь.
Сквозь туман в глазах я слежу, как в Гаврииле просыпаются повадки пещерного человека. Его глаза заволакивает пелена жгучего желания. Он ловко укладывает меня на раму, подкладывая под спину свою руку, и с животным аппетитом присасывается к моему соску. От его умелых движений и горячего дыхания мое тело покрывается гусиной кожей, из груди вырывается трепещущий стон. Я ставлю босые ступни ему на бедра и широко развожу ноги, освобождая дорогу для его гуляющей между ними ладони, все еще в обрезной перчатке. В следующий миг мои трусики с треском летят на капот соседнего «Бугатти», идеально сочетающегося цветом с моими сосками, разалевшимися под градом ласк. Я успеваю только ахнуть, как Гавриил резко вводит в меня средний палец.
– О да, детка… - с рычанием стонет он мне в рот, повторяя резкие трения пальцем внутри меня.
– Какая ты горячая и влажная… Я изнемогаю от желания войти в тебя, Ева. Я сейчас сойду с ума.
– И я сойду с ума, - скулю я, интенсивно двигаясь навстречу его руке.
Гавриил подключает подушечку большого пальца, начиная поглаживать мой вспухший клитор. Языком он проникает в мой рот, задавая солидарный темпоритм: то ускоряется, то сбавляет скорость до изнывающе медленного скольжения. Изобретательные симметричные рисунки пальцев и языка делают мое тело податливым и сверхчувствительным. Гавриил удобно навис надо мной, поэтому я беспрепятственно расстегиваю ремень его брюк и на ощупь опускаю боксеры. Высвобожденный увесистый орган ударяет по моему запястью, заставляя меня понервничать, но я быстро унимаю дрожь в руках и плотным колечком обхватываю толстый твердый пенис. Гавриил издает утробный рык с невольным выпадом бедрами вперед. Его горячая плоть пульсирует в моей ладони. Я робко довожу руку до надувшейся бархатистой головки и обратно до изборожденного венами основания. Однозначно желая получить больше, чем удовлетворение рукой, Гавриил принимает вместе со мной сидячее положение.
– Упри ноги в выемки на боковых бамперах, - руководит он, шустро снимая через голову футболку.
– Руками обхвати меня за плечи и медленно опускайся.
Меня колотит в предвкушении и от толики страха. Я опасаюсь боли, поскольку размер у Гавриила уж слишком большой. Не отрывая от меня глаз, он берет себя рукой и гладкой головкой дразняще неторопливо трется о мой клитор и половые губы. Меня бросает в жар, я обильно орошаю соками его член, отчего тот становится скользким и липким.
Гавриил чуть проталкивается в меня:
– Не больно?
– Нет, - сглатываю я слюну и осторожно, ощущая слабый дискомфорт, вбираю его в себя все глубже и глубже.
– О да, Ева… - с шипением сквозь зубы втягивает воздух Гавриил, растягивая меня собой до упора.
– Как в тебе хорошо… Сколько я мечтал об этом. Тебе не больно?
Он замирает во мне, чтобы я привыкла к новым ощущениям. Не могу сказать, что мне больно, скорее необычно и как-то чересчур наполнено.
– Я пока не поняла. Что мне нужно делать дальше?
– Ничего. Просто расслабься.