Страсти по Фоме. Книга 1
Шрифт:
Мари снова холодно улыбнулась.
— Ну почему же? Ничего подобного не замечала!
— Но я угадал?
— Угадали!
— О! — застонал Ефим. — Познакомьте нас! Я хочу видеть этого человека! Проведите его ко мне этого счастливца!..
Мари вопросительно посмотрела на Ефима, как бы переспрашивая, надо ли?
— Все на пользу! — успокоил ее Ефим.
Англичанин оказался довольно симпатичным, несмотря на явную примесь Альбиона: рыжеватый и с обычным несколько лошадиным выражением
— Да, после Черчилля овсянку на островах забросили, сэ-эр! — заметил он при приближении нового лица.
Жених Мари был помощником посла по ля-ля-ля, Фомин не понял каким, делам. Вероятно, очень деликатным, потому что англичанин был невероятно учтив, при этом естественен и даже угловато обаятелен, к тому же он хотел понравиться сразу всем, тем более, друзьям своей невесты.
Наверное, шпион, они все шпионы, подумал Фомин неприязненно, и выпил с ближайшего стола. Оттуда прилетела оплеуха. Оказалось, это опять был Гриша со своей кинематографической дамой и Гриша подумал, что Фомин нарочно. Завязалась дурацкая вялая потасовка. Порядок навел Ефим, громко послав всех нах… Все стихло, а дама с Гришей еще раз поменяли стол.
У англичанина при этом сделались замечательные глаза: больничная карта всех русских, некий анамнез. И знакомиться он теперь не очень спешил, порываясь что-то показать Мари в самом дальнем от этой гоп-компании углу зала. И было от чего: он оказался, вдобавок ко всему, не просто Эшли Аддиган, а сэр пэр старший лорд норд форд хранитель какой-то печати подвязки замазки и прочая Эшли Аддиган.
Фоме захотелось уйти и он снова выпил, уже с другого стола, не такого буйного.
Беседа, наконец, завязалась.
— А вы чем занимаетесь, Эфим? — спросил сэр Эшли, старательно выговаривая эти странные славянские имена.
— Я доктор, — скромно сказал Ефим. — Ну, еще менеджер и импресарио вот этого вот типа… — Он дернул Фомина за рукав, чтобы тот не так явно сваливал в разговоре. Фомин чуть не упал от неожиданности.
— Жалобы есть? А то сразу вылечу, как его! — кивнул он на ищущего равновесие Фомина.
Англичанин лечиться не хотел, зато заинтересовался самим Фоминым.
— А вы, Андрон, коллега Эфима? Вместе сотрудничаете?
Он хорошо говорил по-русски, почти правильно, только со звуком «е» у него были какие-то проблемы, он все время делал его оборотным.
— Он поэт, и как все поэты — эбанутый! — немедленно отреагировал на это Ефим.
— Как интересно! — обрадовался англичанин, благоразумно пропустив эпитет мимо ушей. — И какой, хороший, возможное?
— Ну, если эбанутый, значит, хороший, — опять ответил за Фомина Ефим.
— Эбанутый, это слэнг такой? Я правильно понял? — Сэр Эшли не выдержал и продемонстрировал широту как образования, так и восприятия. — Это значит немножко
— Правильно, правильно! — подтвердил Ефим. — Только не немножко, к сожалению, а очень прилично.
— Но для поэтов, каким существует мистер Фомин, это, наверное, ближе к норме, не правда ли? Никто не вправе судить поэта, — улыбнулся сэр Эшли.
Он хотел, чтобы в компании все было хорошо или хотя бы без драки. Но Ефиму было на это плевать. Он вел себя все более как попало.
— Не-е! — покачал он головой. — Я б их не то что судил, расстреливал бы! Особенно эбанутых и обнутых. С ними вообще никакого сладу нет. Заказываешь про Родину, пишет про помойку! Вот сейчас бы расстрелял, да деньги вложены!
Сэр Эшли покрутил головой, утрясая информацию, потом принужденно рассмеялся:
— А, понимаю: менеджер, агент!..
Он опасливо похлопал Ефима по плечу: мол, понимаю, шутка!
— Ну все, я пошел! — сказал Фомин, которому надоело стоять болваном.
— Почему? — удивился Ефим. — Сейчас стихи прочтешь, докажешь. Вот!..
Он достал откуда-то лист бумаги…
— Это из его последних опусов. Правда, черте что и без размера, но что возьмешь с них, с поэтов?.. Я вам лучше из его ранних прочту, про избы серые ее… родины.
И Ефим с чувством прочел ошеломленным слушателям Блока о том, каквязнут спицы расписные в расхлябанные колеи, и невозможное возможно…
— Вот это я понимаю про родину! — сказал он, закончив.
Вокруг них собралась уже небольшая, слегка обалдевшая толпа, раздались жидкие аплодисменты. Ефим скромно поклонился.
— А еще он пишет сочинения Пушкина, Шекспира, Данте, Гете и Бодлера на языке оригиналов, причем, именно те, что проходят в самой средней английской школе, — кивнул Ефим сэру Эшли. — Европейски пишущий человек! Или вот!..
Не давая опомниться слушателям, он прочел и Маяковского. Ефим читал с таким пафосом, что англичанин засомневался в том, что он шутит и уже вопросительно посматривал на Мари. Толпа, поняв, что это не перфоманс, а разборки, стала плотнее.
— Ну, а что-нибудь посвежее у вас есть? — спросила Мари. — Последнее?
— Да говорю вам, последнее время стал грешить размером, на прозу сваливать! Вернее, не поймешь, то ли стихи, то ли проза. Ну вот, к примеру… — Ефим заглянул в листок бумаги. — Я еще правда и сам не читал… а, ну вот!..
И он начал читать, заунывно, нараспев, копируя аденоидную манеру Бродского:
— Четвертая Точка в самом Центре Миров, Где нет никакого Дыхания, Но Оно так сильно с обеих Сторон, Что только Четырежды Семь Замков Спасут тебя от испепеляющего Огня Истины! Тогда все. Почти…
Ефим сделал паузу — каково?.. И продолжал с еще большим вдохновением:
— Алмаз всезнания в твоих руках, Но это пока ты там. Но кто там? Только Ману и Двое никому Неизвестных. Кто ты, чтобы попасть туда?..