Страсти по Высоцкому
Шрифт:
Карапетян принялся было ухаживать за красавицей, но остановило признание Татьяны, что у него есть соперник: «Владимир Высоцкий, ведущий актер нашего театра и бард».
И дала послушать его записи.
Давид, конечно же, послушал: «Я чувствовал, что схожу с ума, я был зомбирован голосом, я слушал и выключал, слушал и выключал. Я столкнулся с явлением, которому не в состоянии был дать определения. Только хамелеон кричал внутри голосом детства: «Я восхищаюсь, я восхищаюсь… Речь шла уже не о силе таланта, здесь было нечто пограндиознее. Я был шокирован и раздавлен».
«Этот
«Это было прикосновение к Чуду».
«Вдруг почудилось, что предсказанному Достоевским «джентльмену с ретроградской физиономией» удалось-таки растолкать спящую царевну-Россию, убедить ее разбить свой хрустальный склеп, выйти вон и снова зажить «по своей глупой воле»…
Высоцкий стал моей последней ставкой — надеждой на то, что не все еще потеряно. И для меня лично, и для моей страны. Поэзия Высоцкого — поэзия Возрождения».
«…в середине мая 1967 года я сидел у себя дома и лихорадочно строчил свою дипломную работу… Внезапно раздался звонок в дверь, и через минуту я увидел на пороге сияющую Татьяну и невысокого, спортивного вида молодого человека. Я сразу сообразил, что это — Он…»
«В те майские дни роман Высоцкого и Татьяны был в самом разгаре. Каждый их визит к Таниным родителям заканчивался нашими всеобщими посиделками. Мишель создавала французский уют, Татьяна вносила русскую раскованность, Владимир был гений, мне же досталась роль провинциального ценителя».
«Как и Володя, Таня родилась в армейской семье. Ее отчим, мой сосед, которого Таня называла отцом, был тоже военным и к этому времени дослужился до полковничьих погон…
Как-то воскресным утром к нам влетела взволнованная Татьяна: «Сейчас Володя будет петь для папы, он хочет, чтобы послушал и ты». Сияющие глаза Татьяны как бы приглашали нас восхищаться с ней «ее Володей».
«Спустя какое-то время мы с Мишель пригласили Таню с Володей на званый ужин».
Из главы «Татьяна. Театральный роман»
«Мелькали дни, недели, месяцы. Наши новые друзья стали бывать у нас уже не только после спектаклей, и мы невольно втягивались в занимательную интригу этого театрального романа. Они казались неразлучной парой: Володя нередко брал с собой Таню на съемки фильмов, в которых участвовал. Чаще всего — в Ленинград и Одессу».
«Заботливость и преданность Татьяны было трудно не оценить. Из своей нищенской зарплаты она умудрялась что-то выкраивать для подарков тогда уже не бедствующему «ведущему актеру».
«Впервые она увидела Володю на сцене Таганки» еще студенткой-вгиковкой. Высоцкий — Галилей поразил Таню не своими мужскими достоинствами, а именно как актер. Ей тогда и в голову не могло прийти, что из-за этого крепко сбитого, ловко стоящего на голове парня очень скоро ее размеренная семейная жизнь полетит вверх тормашками. Как только Таня влилась в дружный коллектив театра, Володя сразу же положил на нее глаз и, не мешкая, приступил к длительной осаде. «Он взял меня измором», — не скрывала наша соседка.
А была она хороша собой необычайно — Создатель потрудился на славу. Сокрушающая женственность внешнего облика завораживала, вызывая неодолимое, немедленное желание выказать себя рядом с ней абсолютным мужчиной и раз и навсегда завладеть этим глазастым белокурым чудом. Но не тут-то было. За хрупкой оболочкой ундины таилась натура сильная, строптивая, неуступчивая. Татьяна виделась мне пугающим воплощением физического и душевного здоровья, и по-армейски прямолинейная правильность ее жизненного графика обескураживала. Принципиально не пьющая и не курящая, волевая и уверенная — как разительно отличалась она от своих юных сестер по ремеслу.
Видимо, вот эта ее холодноватая цельность и притягивала Володю. Создавалось впечатление, что резкие рамки Таниного норова отторгали мужественность Высоцкого. Да и в ее любви к Володе сквозило нечто деспотическое: словно ей хотелось перекроить его на свой лад, чтобы легче им манипулировать. Ее красивая головка была битком набита залежалыми догмами школьной поры о повальном равенстве и равноправии. А мудрая сталинская сентенция: «Незаменимых у нас нет», — становилась в ее руках инстинктивным оружием самозащиты и наступления. Ведь Таня не уставала повторять, что на его славу и фамилию ей решительно наплевать. Иными словами, в угоду равенству и справедливости Божий избранник должен ощущать себя заурядностью Ну чем не шигалевщина в женской редакции?»
«Лето 1969 года застало меня в Ужгороде, где снимались батальные сцены фильма «Ватерлоо».
В начале июня я получил письмо от Мишель — еще одно подтверждение огорчительной самонадеянности и близорукости нашей соседки: «Вчера нас удостоил своим визитом наш друг — знаменитый бард со своей любимой. (Роман Высоцкого с Влади — в самом разгаре! — Д.К.) Поскольку тут была случайно гитара, он спел свои последние песни. Т была очень-очень недовольна и кривлялась, как обычно: спой то, не пой другое. А кончилось тем, что она ушла на площадку, а он за ней, и там целый час они в очередной раз выясняли отношения, — все возмущались».
«Судя по всему, в Марине Влади серьезной соперницы Татьяна никогда не видела и поступаться своим в угоду суровой реальности не намеревалась. Вспомнилось Володино растерянное и удрученное лицо: «Я просто не знаю, что с ней делать. Вчера случайно встречаю на улице старого знакомого. Не успели мы с ним перекинуться парой слов, как вмешалась Таня: «Ну все, хватит, пошли». Представляешь?»
Да, деликатностью моя соседка, увы, не страдала. Одухотворенностью тоже.
Женщины такого склада души любят только однажды — беззаветно, глобально, но не безоговорочно. Бог с ним, с самоотречением. Чуточку чуткости, капельку кротости — и цены бы им не было. А так…»