Страсти революции. Эмоциональная стихия 1917 года

Булдаков Владимир

На этом фоне как «наиболее значительный теоретик» выделялся 44-летний Ю. О. Мартов (в 1890-е годы соратник В. И. Ленина), который, по мнению Суханова, отнюдь «не был человеком тех быстрот и упрощенно-определенных решений, без которых нельзя было вести революционную массу». Трудно говорить об адекватности оценок тех лет: люди мстительны по отношению к не оправдавшим надежд кумирам. Суханов, к примеру, считал, что «Дан – одна из наиболее крупных фигур русской революции». На деле яркого следа в истории революции тот не оставил – как и сам доктринер Суханов, несмотря на его многотомные «Записки». Ротация революционных лидеров происходила вовсе не по уму и талантам мирного времени. Они словно взлетали на людских эмоциях, которые со временем сдували их с политической сцены.

Справа их ненавидели. Однако, опасаясь поначалу в полной мере высказаться на этот счет, они предлагали деятелям Совета публично раскрыть свои псевдонимы. Вообще, по мере «углубления революции» антисемитизм набирал силу; со временем он направился даже против Керенского. Можно сказать, что юдофобия,

вопреки официальной интернационалистской риторике, стала одним из эмоциональных двигателей событий.

В Исполкоме Совета преобладали и идейно господствовали меньшевики. Это приобрело поистине роковое значение для судеб революции – направлять ее ход взялись упорные и искренние политики доктринерского склада. По их представлениям, время для социалистических экспериментов не подошло, двигаться к демократии следует в коалиции с буржуазией. Под последней понимался не общественный класс, а его призрачное подобие – буржуазные кадеты и остатки октябристов. Себя сторонники меньшевистско-эсеровских Советов именовали «революционной демократией», своих классовых «противников-союзников» – «цензовыми элементами» или «имущими классами». Позднее И. Г. Церетели совершенно искренне стал делить буржуазию на «ответственную» и «безответственную». С первой социалистам следовало изо всех сил поддерживать коалицию – от устойчивости последней зависели судьбы революции.

Уничижительную характеристику Петроградскому Совету дал Ф. А. Степун. Самый стиль деятельности его Исполнительного комитета исключал законодательный характер этого учреждения. Он мог лишь идейно воздействовать на низы. Вряд ли этого было достаточно для поддержания авторитета в общероссийском масштабе. Депутаты митинговали беспрерывно, иногда до поздней ночи. Решения исходили, как правило, от Исполнительного комитета и носили каузальный характер. Совет представлял собой скорее символическую величину. Изнутри его раздирали типичные доктринерски-интеллигентские склоки, снизу на него давили все более требовательные массы. При этом он не имел управленческого аппарата, который связывал бы его с представляемыми низами. В известном смысле Совет сам был частью революционного хаоса; его авторитет не мог не падать в связи с остыванием социального пространства. Как отмечал Степун, «душою революции был хаос, оттого и авторитетом революционных масс мог быть только хаотический Совет».

Сами того не подозревая, тогдашние теоретики эволюционно-прекраснодушного социализма готовили себе политическое самоубийство. При этом наиболее разрушительные последствия для них имело доктринальное пристрастие к лозунгу «Мир без аннексий и контрибуций».

Добр русский человек, – иронизировала по этому поводу газета Г. В. Плеханова «Единство». – Выпустил наш Совет рабочих и солдатских депутатов воззвание, а затем и от Временного правительства потребовал объявить всем народам, что мы чужого не хотим 34 .

34

Катин-Ярцев В. Н. Правда о войне. М., 1917. С. 16.

Но ради чего стоило тогда продолжать войну, могли подумать солдаты. Ради долгожданного мира, который, как казалось, проще заключить немедленно?

Наиболее известным деянием Совета (точнее, его далекой от законотворчества солдатской секции) стал так называемый Приказ № 1. В нем говорилось о необходимости избрания «во всех ротах, батальонах, полках, батареях, эскадронах» особых солдатских комитетов; о командировании представителей в Совет рабочих депутатов; о подчинении политических выступлений в войсках столичному Совету; о переходе всего вооружения в ведение солдатских комитетов; о соблюдении «строжайшей воинской дисциплины» в строю и необязательности отдания чести офицерам вне службы; об отмене прежней системы титулования офицеров и генералов (от «благородия» до «высокопревосходительства») и заменой их общим «господин» (будь то прапорщик или генерал); воспрещение офицерам «тыкать» нижним чинам. По некоторым данным, весьма незначительная – около 6% – часть офицеров соглашалась на нечто подобное. Как бы то ни было, Приказ № 1 узаконил неизбежное: в Петроградском Совете солдаты продолжали настаивать на переизбрании офицеров, в Москве были введены правила, аналогичные тем, что содержались в пресловутом приказе.

Приказом № 1 Петроградский Совет ставил столичный гарнизон – единственную реальную силу Февраля – под свой политический контроль. В сущности, этот акт объективно был направлен против Временного правительства (почитаемого самими же лидерами Петроградского Совета главным источником власти). Вольно или невольно Совет получил важнейший и единственный рычаг власти (но не управления). Однако и его попытались использовать для поддержания Временного правительства, которому фактически передавалась вся полнота управления.

В марте 1917 года даже в революционной столице ни рабочие, ни солдаты не противопоставляли Советы Временному правительству. В Таврический дворец приходило немало посланий, нелепо адресуемых «Исполнительному комитету рабочих и солдатских депутатов Государственной Думы». Социалистические лидеры также были настроены на их сотрудничество, хотя на доктринальном уровне между ним и буржуазными министрами существовали принципиальные противоречия. Существовало представление о том, что Временное правительство и Петроградский

Совет, чтобы удержаться на ногах, подпирали друг друга 35 . Эта характеристика довольно точна – по крайней мере, для марта 1917 года. При этом сами социалисты склонны были видеть в Советах своего рода строительные леса, обеспечивающие сооружение здания российского парламентаризма. Тогдашние политические верхи и партийные доктринеры имплицитно воспроизводили неистребимую российскую тягу к единоначалию, воображая, что своей «продуманной» осторожной политикой закладывают основания российской демократии. Порой это сопровождалось недовольством анархией. Так, в Златоусте Уфимской губернии уездный комиссар уже 12 марта жаловался, что «власть делится между двумя организациями, в самом Совете р[абочих] д[епутатов] полный хаос», его представители «крайне неинтеллигентны и ненавидят интеллигенцию», а стоящая за ними толпа «абсолютно недисциплинированна». И здесь надежды на «порядок» связывались с умеренными социалистами. И таких представлений было множество.

35

Мстиславский С. Д. Пять дней Февральской революции. Берлин, 1922. С. 58–59.

Считается, что на местах в течение марта возникло 242 Совета рабочих и 116 Советов солдатских депутатов. Как правило, рабочие Советы создавались представителями ВПК, профсоюзов, кооперативов. Повсеместно преобладали меньшевики и эсеры, а также «беспартийные социалисты», лишь 27 рабочих Советов возглавляли большевики (как правило, настроенные пока не столь непримиримо). В некоторые пролетарские Советы избирались и служащие, из среды которых и рекрутировались преимущественно «соглашатели с буржуазией». В небольших городах, гарнизон которых подчас превышал местное население, первым делом возникали солдатские Советы. В Курске, где находился крупный гарнизон, первым организовали свой Совет офицеры, солдаты к нему присоединились 9 марта; рабочий же Совет возник лишь через месяц. В Пензе 6 марта одновременно с буржуазным органом власти был образован Совет солдатских и офицерских депутатов, в который вошли 33 солдата, 22 офицера, 2 военврача и 2 военных чиновника. Решение об образовании Совета рабочих депутатов было принято только 10 марта. В Самаре 8 марта на совместном заседании солдатских и офицерских депутатов (44 солдата и 19 офицеров) был создан объединенный Совет, который возглавил прапорщик Филиппов. При этом в Совете признавали, что двоевластие опасно, а потому следует усилить буржуазный Комитет народной власти левыми элементами. Через несколько дней после такого заявления 20 марта во главе Исполкома Совета рабочих депутатов встал большевик В. В. Куйбышев, а сам Исполком состоял из двух большевиков, двух меньшевиков и одного бундовца. В данном случае Совет во главе с большевиком также взялся подпирать буржуазную власть. Ничего удивительного: до появления В. И. Ленина сходным образом были настроены едва ли не все большевики.

В Кронштадте, которому суждено было сыграть особую роль в революции, 1 марта был избран Временный Кронштадтский комитет народного движения, 5 марта образовался Совет рабочих депутатов, а 6 марта Комитет движения постановил образовать Совет военных депутатов армии и флота, который позднее слился с Советом рабочих депутатов.

Вопреки сложившимся представлениям, в 1917 году существовали не только Советы рабочих, солдатских или крестьянских депутатов. Так, в марте в Петрограде сформировался особый «совет» из «офицеров 2 Марта», пытавшийся наладить взаимоотношения с солдатами. В Москве в начале марта также возник Совет офицерских депутатов, в мае его члены клялись «победить или умереть», постановив, «что если солдаты в недельный срок не организуются в маршевые роты», они отправятся на фронт одни. Кроме того, офицеры, военные врачи и чиновники создали так называемый Республиканский клуб. В Севастополе действовал Совет рабочих и военных депутатов (87 солдат и матросов, 55 рабочих, 20 офицеров). В Николаеве в Совете военных депутатов состояли 20 солдат и матросов и 10 офицеров. В Гельсингфорсский Совет депутатов армии, флота и рабочих Свеаборгского порта входили 29 солдат, 24 матроса, 15 офицеров и 6 рабочих. Появилось множество мелких армейских организаций. А. И. Деникин отмечал, что только при штабе одной из армий Северного фронта, не считая организаций при отдельных частях этой армии, функционировала 21 организация: военных врачей, фельдшеров, сестер милосердия, военных чиновников, солдат-литовцев, солдат-украинцев, солдат-мусульман и т. п. В Сибири офицерские Советы возникли в Тюмени, Барнауле и Томске, но они проработали недолго, слившись с солдатскими Советами. В Тифлисе возник офицерский комитет для представительства в местном Исполнительном комитете и налаживания взаимоотношений с солдатской массой.

Наряду с ними создавались и действовали Советы военных депутатов, Советы матросских и офицерских депутатов, Советы безземельных крестьян (в Прибалтийских губерниях). Из бывших военнопленных со временем был создан Совет немецких революционных рабочих и солдат. На Черноморском флоте сам адмирал А. В. Колчак поначалу вникал в дела Совета и влиял на его деятельность.

Аналогом Советов в армии стали солдатские комитеты. Кое-где возникали и солдатско-крестьянские Советы. Солдаты принялись выбирать в них «хороших» командиров вместо «дурных». В Московском полку, где были убиты три офицера из 75, солдаты оставили на месте лишь семь командиров. В целом в московском гарнизоне свои должности сохранили около половины офицеров. В действующей армии такого не было.