Страстная и непокорная
Шрифт:
Мату снова пожала плечами. Она сделала вид, что качает ребенка, потом провела пальцем по светлой коже на руке Грейс. Грейс кивнула.
— Отец говорит то же самое. Он уверен, что мои дети будут белыми, — всхлипнув, произнесла девушка, но все же сжала голову руками.
Какая она трусиха! Другие женщины ведь терпят. Терпят снова и снова. Свидетельство тому их бесконечные беременности. И она, разумеется, выдержит. От этой мысли Грейс содрогнулась. Как объяснить это Мату? Пусть Мату лучше знакома боль от кнута, но, насколько Грейс знает, ее никогда не касалась рука мужчины. Ей не знаком
Бичевания можно избежать, а если нет, то оно все равно кончается и не повторяется снова, по крайней мере не повторяется долго, или даже совсем никогда, если человек ведет себя разумно, не поднимает головы и выполняет все, что нужно.
Но с другой стороны, разве она только что не узнала, что рабыни не защищены от этого унижения? Конечно, отец никогда не станет так ее использовать, но ведь общая кровь не остановила ее дядю. Грейс опустилась на земляной пол и разрыдалась, но Мату не подошла к ней, чтобы успокоить. Девушка услышала, как открылась и закрылась кухонная дверь, и она осталась одна.
Газон перед домом окутывала ночная тьма. В листве садовых деревьев носились крошечные огоньки, соперничая со звездами, мерцавшими надлунным серпом. Эдмунд и Иоланта стояли на берегу, сияющий звездами небосклон спускался к горизонту и пропадал в шелестящей пустоте, ее соблазнительный шепот был голосом самого моря.
Резкие вопли древесных лягушек почти заглушали напряженные, страстные, но негромкие голоса хозяина и хозяйки плантации.
— Черт возьми, Иоланта! — со сдержанной яростью говорил Эдмунд. — Без твоей помощи я могу провалить все дело.
— Ты чудовище! — шипела в ответ его жена. — Это бессовестный обман!
— Смотри-ка, — насмешливо проговорил Эдмунд, — у тебя, оказывается, есть совесть, Иоланта!
Иоланту душил гнев. Да как он смеет?! В чем она провинилась? Это он поднял из грязи плод своего греха, и поднял его на недопустимую высоту! И вот теперь, если Эдмунду удастся добиться своего, Грейс выйдет замуж за капитана! Будет путешествовать по миру, увидит места, о которых она, Иоланта, только мечтает! Разве это справедливо?!
— Бог этого не допустит, Эдмунд. Это просто мерзость! Эдмунд покачал головой:
— Нет, Бог на стороне Грейс. Только бы она не упрямилась и поняла это! Парень в нее уже почти влюбился.
Иоланта почувствовала тошноту.
— Он просто не знает! — выкрикнула она. — А если узнает, сразу отвернется!
Эдмунд схватил жену за руку и развернул к себе лицом, хотя наползавшая мгла уже скрывала ее черты.
— По крайней мере черная потаскуха не лежит в постели с мужчиной как бревно! — прокричал он ей в лицо. — А если она не хочет, у нее хватает ума бороться, чтобы было хотя бы интересно!
— Я не позволю так с собой разговаривать! Не позволю! — Иоланта в гневе топнула ногой. — Грязная свинья! Ты пропадешь из-за собственного скудоумия! Не будет тебе никакого толка от этой шлюхи, разве только послать ее в поле, для этого Господь ее и создал. Ничего у тебя не получится, останешься на своей дрянной плантации с носом!
Пальцы Эдмунда глубже впились в руку жены. Утром наверняка будут
— Если у меня не будет наследника, Иоланта, — хрипло прорычал он, — клянусь, я… — Он на мгновение замолчал.
— И что же ты сделаешь? — ехидно поинтересовалась Иоланта. — Земля, конечно, принадлежит тебе, но все остальное, включая тебя самого, — моему отцу!
Лицо Эдмунда вдруг разгладилось и стало обманчиво мягким.
— Будет печально посылать твоему отцу письмо со скорбной вестью. «Дорогой мсье Рено! Мне выпала тяжелая обязанность сообщить вам, что наша дорогая Иоланта пала жертвой желтой лихорадки. Все произошло так стремительно, что у нас не было времени даже вызвать врача». И разумеется, никто меня не осудит, если после годичного траура я стану искать себе молодую жену. Это будет твой последний подарок — возможность произвести на свет дюжину абсолютно белокожих ребятишек совместно с какой-нибудь свеженькой красоткой, у которой в жилах настоящая кровь, а не прокисший компот.
Иоланта обернулась и обожгла его презрительным взглядом.
— Только сначала убедись, что у нее есть деньги, потому что мой отец заберет все назад.
— Может, оно того и стоит.
— Она никогда не выйдет за него замуж, Эдмунд. Твои планы разрушит Грейс, а не я.
Еда издавала очень аппетитный запах, но Джайлз лишь разок откусил. Он размышлял о несчастной малышке, о бедности и отчаянии, свидетелем которых стал, и прекрасная свежая рыба казалась ему горькой. Усталость и жажда мести боролись в его душе. Джайлзу хотелось лечь спать, а потом проснуться и обнаружить, что ужасное происшествие оказалось лишь ночным кошмаром. Впервые Джайлз понял, почему жена Джеффа Фейт не выносит вкуса сахара. Она много месяцев провела на плантации сахарного тростника, причем хозяин и хозяйка там были куда мягкосердечнее, чем здесь. Но рабство в любом случае жестокая вещь. И сейчас он чувствовал это как никогда ясно.
Джайлз снова заглянул в корзинку, обнаружил там бутылку с вином, налил себе в стакан и выпил. Виноградное, с надеждой подумал он, во всяком случае, поможет притупить душевную боль.
Хлопнула задняя дверь, в комнате появилась Мату. Она скользила вдоль стенки, явно избегая его взгляда.
— Есть хоть какая-нибудь надежда? — спросил Джайлз. Мату остановилась, но пламя свечи, озарявшее обеденный стол и чайный столик, не достигало ее лица, и Джайлз не мог видеть выражение лица Мату, однако заметил, что рабыня пожала плечами.
— Я буду с ней хорошо обращаться, — продолжал моряк. — Думаю, здесь ей плохо. Здесь плохо любому.
Женщина покачала головой и пошла к лестнице на второй этаж. Они заберут ее с собой, решил Джайлз. У Грейс будет служанка, а у служанки — свобода. Может быть, со временем он научится общаться с Мату, а та, в свою очередь, поможет ему разгадать душу женщины, на которой он, Джайлз, намерен жениться.
Интересно почему? Почему он так упрямо стремится к этому? Джайлз покачал головой и отхлебнул вина. Влюбился он, что ли? Значит, вот оно как… Вот что значит любовь. А если и так, то это совсем не похоже на то, что было между Джеффом и Фейт.