Страстотерпцы
Шрифт:
Алексей Михайлович перекрестился.
— Небось уж отвезли тебя, протопоп, до самого Пустозерска. Раньше надо было о детишках горевать.
Подошёл к иконе «Умиление», перекрестился страстно и горько.
— Богородица! Всех бы вернул и никого бы не отсылал прочь, но ведь не думают о царстве, не печалуются о своём царе! Попусти им, как волки, стаей кинутся. Прости меня в светлый день! Помилуй! Пошли всем гонимым благословение Своё. Пусть им будет тепло да сытно. Пусть славят Тебя, позабыв обиды свои. О Пречистая, да убудет в мире хитрой хитрости!
19
Хитрой хитрости не убывало.
Боярин Зюзин, ища дорогу к царскому сердцу, избрал себе в помощники Афанасия Лаврентьевича Ордин-Нащокина. Знаться с Зюзиным царь запретил Афанасию Лаврентьевичу ещё два года тому
— Плачет боярин. На улице мороз, слёзы на щеках да на бороде горошинами замерзают.
— Принесло чёртову попрошайку, — рассердился Афанасий Лаврентьевич, да о сыне-беглеце вспомнил, о Воине, умерил гордыню. — Позови Никиту Алексеевича. Небось денег на поташное дело будет просить.
Зюзин вошёл, улыбаясь виновато, но голову держал крепко, не гнул шею.
— Не ради себя переступил я твой порог, Афанасий Лаврентьевич. Помнишь, что сказано Григорием Богословом: «О причине же моего прежнего противления и малодушия, по которому я удалихся, бегая... а равно и о причине настоящей моей покорности и перемены, по которой я сам возвратился к вам, пусть всякий говорит и думает по-своему, так как один ненавидит, а другой любит...»
Ордин-Нащокин понял, о ком речь.
— Передо мной ли ходатайствовать тебе, Никита Алексеевич? У меня не хватило сил за псковичей заступиться, я просил, но таратую Хованскому с головой отданы {32} . Не смею огорчить великого государя ещё одной просьбой.
32
...таратую Хованскому с головой отданы, — Таратуй — болтун, пустомеля. Такое прозвище носил Иван Андреевич Хованский (ум. 1682), князь, боярин, воевода. Он был из знатного рода, ведущего происхождение от великого князя литовского Гедимина. Начал службу ещё во времена царя Михаила Фёдоровича. В 50—70-х гг. служил воеводой в Туле, Яблоневе, Вязьме, Могилёве, Пскове, Новгороде. Участвовал в войнах с Польшей, Швецией, Турцией. В 1659 г. получил боярский чин. Во времена Московского восстания 1662 г. по поручению царя Алексея Михайловича пытался путём переговоров усмирить бунтующих; после подавления восстания возглавил главную сыскную комиссию в с. Коломенском. Позже стал жертвой своего же политического авантюризма: в борьбе за власть во время Московского восстания 1682 г., пытаясь опереться на стрельцов, противопоставил себя правящей верхушке. Был казнён.
— Ради Господа, не гони меня, выслушай.
— Я знаю, Никита Алексеевич, ты не из тех, кто, изостриша, яко меч, язык свой, стреляет словами тайно в непорочных.
— Истинно так, Афанасий Лаврентьевич! — Зюзин трижды поклонился, боярин — думному дворянину. — У великого государя на святейшего давно уж нет гнева, одна печаль осталась. Да и у святейшего не по себе скорбь. Великого государя обступили нарядившиеся в греков латиняне. Кто он есть, митрополит газский, зловредный Паисий Лигарид? Ладно что жид, он папе римскому тайный слуга. Кто ныне возле царевича Алексея? Симеон Полоцкий. Учёный! Чья наука-то в нём? В коллегии иезуитской ума набирался. А все эти послы мелетии, стефаны — сонмише лживое? Афанасий Лаврентьевич, миленький! Почитай письмо святейшего. Я его письма жгу, а последние два сохранил, чтоб тебе показать. Никакого дурна великому государю не будет, если святейший воротится и возьмёт в руки свои посох святого митрополита Петра.
Ордин-Нащокин письма принял, прочитал... Последнее его посольство к полякам кончилось ничем. Война довела народ до нищенства [33] , но чтобы сотворить вечный мир, нужен хоть один сильный человек в царстве.
— Ах, кабы Господь Бог Церковь нашу умирил! — сказал Афанасий Лаврентьевич и признался: — Не ведаю, что мы доброго можем сделать.
— Я напишу святейшему письмо, позову воротиться в Москву. Великий государь только рад будет приходу господина нашего. У кого поднимется рука — гнать святейшего из своего же дома, яко пса?
33
Война довела народ до нищенства... — Русско-польская война 1654—1667 гг. между Россией и Речью Посполитой велась Россией за возврат Смоленской и Черниговской
Афанасий Лаврентьевич подумал и повторил:
— Ах, кабы Господь Бог Церковь нашу умирил!
Проводив боярина до крыльца, Афанасий Лаврентьевич, всполошённый мечтами Зюзина, достал из ларца, из потаённого ящика, письмо епископа Мстиславского и оршского Мефодия к Алексею Михайловичу. Царь дал письмо, чтобы получить верный совет, на кого же опереться в Малороссии? Несчастная, непостоянная страна! Снова и снова вчитывался Афанасий Лаврентьевич в строки Мефодиева послания, ища правды, но более неправды.
Епископ уличал в шаткости гетмана Брюховецкого, подсказывал, как держать его в узде: «Прежде всего надобно укреплять города государевыми ратными людьми, тогда гетман поневоле будет государя бояться и служить ему верно». К хорошему совету хороших бы денег на содержание войска. Ратники из полков разбегаются. Голодно. Голодно на Украине. Пропащая страна.
Ордин-Нащокин не любил казаков за «сметливость»: служат, кому ныне выгоднее, не думая ни о вчера, ни о завтра. Мелкодушный народ.
Письма Мефодия подтверждали эту лёгкую охоту к перемене господина. Гетман Правобережной Украины Павел Иванович Тетеря был при польском короле Яне Казимире, но присылал к Мефодию тайного человека, обещая переметнуться с казаками на сторону русских, если Алексей Михайлович простит ему вину, пожалует прежними, записанными в царских грамотах землями да городами. Клялся помирить великого государя с крымским ханом. Мефодий убеждал не держаться за Брюховецкого. Пусть великий государь простит Тетерю, пусть казаки выберут его гетманом обоих берегов Днепра, и левого, и правого, тогда и войне конец.
«Хохлы! Хохлы! — думал с неприязнью Афанасий Лаврентьевич. — Почитают себя хитрее сатаны. Кто бы мог подумать, чтоб Иван Выговский, вернувший себе, ластясь к полякам, имя Ян, протёр бесстыжие глаза, увидел, как слаб король, да и принялся поднимать народ против шляхты. Сложился силами с полковником Сулемой, призывал истреблять старост и каштелянов. И преуспел бы, да Себастьян Маховский напал на него врасплох, схватил, привязал к пушке, и бахнула та пушка, разметав хитрейшего из хитрых... Выговский погиб, Юрко Хмельницкий отрёкся от мира, прошлогодний поход короля на Украину кончился полной неудачей... Бедный Ян Казимир так и не смог собрать большого войска, денег не было. Явился на левую, на царскую сторону Днепра, надеясь, что умные казаки поостерегутся биться с самим королём, отпадут от московских воевод. Имея двадцать пять хоругвей конницы — полторы тысячи сабель да триста пехотинцев — много ли навоюешь? Коронный гетман Станислав Потоцкий пришёл к королю с тремя казачьими полками, четырьмя тысячами пехоты и только двумя ротами гусар, знаменитых «крылатых» конников. Менее двух тысяч воинов было у грозного Стефана Чарнецкого, а татары прислали всего пять тысяч...»
И всё же тринадцать казачьих городов отворили перед королём ворота, а вот Лохвицу пришлось брать кровопролитным приступом.
Тетеря осадил Гадяч, но, услышав, что идёт князь Григорий Григорьевич Ромодановский с калмыками, поспешил убраться подальше. Во-первых, ждал вестей из Москвы, а во-вторых, струсил перед именем калмыков. Всем было ведомо: калмыки ходили с русскими под Перекоп, побили татарских мурз, пленных же не брали и русским брать не позволили. Закалывали.
Если бы под Глуховом Яков Куденетович Черкасский действовал смелее, всё бы польское войско полегло вместе с королём.
Бои шли теперь по всей Малороссии. Поляки увезли киевского митрополита Иосифа Тукальского в Мариенбург, посадили в тюрьму. Туда же и инока Гедеона — Юрка Хмельницкого. Это было хорошо, меньше интриг, но Ордин-Нащокина беспокоила новая мысль, явившаяся у поляка Чарнецкого и страстно поддержанная казаком Тетерей. Королю предлагали создать на Украине несколько старостатов, отдав власть казачьим полковникам и казачьему гетману. Тетеря предупреждал короля: крымский хан стремится оторвать Правобережную Украину от Польши. Спасение от татар не в войне с Крымом, сил уже нет, русские этой войной непременно воспользуются, ударят с тыла — спасение в одном: нужно искать и найти мир в Москве.