Стратегии философского исследования коммуникации
Шрифт:
Термин «эпистема» впервые звучит в современном исследовательском ключе в работах М.Фуко («Слова и вещи», 1966) и рассматривается как своеобразное поле: «нам бы хотелось выявить эпистемологическое поле, эпистему, в которой познания, рассматриваемые вне всякого критерия их рациональной ценности или объективности их форм, утверждают свою позитивность и обнаруживают, таким образом, историю, являющуюся не историей их нарастающего совершенствования, а, скорее, историей условий их возможности» [135, с. 34-35]. Поле, создающее условия возможности познания, формирует археологические напластования культуры, на которых в дальнейшем осуществляются очередные напластования. В своей следующей работе («Археология знания», 1969) М.Фуко вводит такие конструкты как «эпистемологические фигуры», «эпистемологические структуры» и «процессы эпистемологизации» [134, c. 189].
Признание многообразия подходов и отказ от поисков универсальной методологии может, по мнению отдельных авторов, приводить к формированию некоего варианта метатеории (и соответствующей ей метаметодологии). В частности, И.В.Ершова-Бабенко в монографии «Размышления. Психосинергетика» пишет о том, что понятие «парадигма» было предложено «в связи с вопросом о необходимости выделения 3-го самостоятельного уровня научного познания – метатеоретического, помимо теоретического и эмпирического» [53, с. 27-28]. Тема психосинергетики развивается и в других её работах [51]. Такое объяснение появления парадигмы выглядит вполне допустимым. В то же время необходимо отметить, что конкуренция между парадигмами, если будет признано такое объяснение, потребует конституировать ещё один уровень восхождения и так далее (как в семантической концепции истины А.Тарского [190] или в рефлексивной алгебре В.А.Лефевра [76]).
В настоящее время вряд ли можно говорить о парадигмальном единстве отдельных научных дисциплин или направлений. Словно оксюмороны звучали бы словосочетания «парадигма физики», «парадигма квантовой механики», «парадигма астрофизики». Внутри каждой дисциплины, каждого направления развиваются и конкурируют множество исследовательских подходов, которые признаются в качестве образцов отдельными научными сообществами или группами ученых. Такая локализация привела к возникновению многообразия «парадигмальных токов», которые никак не исключают остающиеся незыблемыми общие основания научного мышления, такие, к примеру, как экспериментальная проверка гипотез (или проверка посредством наблюдения явлений в случаях, когда эксперимент невозможен).
Для естественных наук критерий экспериментальной проверки (или верификации гипотез с помощью наблюдений), в целом остаётся приемлемым, хотя и дополняется в рамках каждой дисциплины и каждого научного направления разнообразными критериями «научности».
В гуманитарных дисциплинах критерий экспериментальной (или наблюдательной) проверки в значительном числе случаев просто не может быть применён, хотя гуманитарные эксперименты успешно проводятся в ряде направлений, таких как психология поведения, когнитология, лингвистика, социология и др. Философские исследования в большинстве случаев относятся к экспериментально и наблюдательно неверифицируемым, однако, вопросы и идеи, которые формулируют философы, представляют собой самостоятельную ценность, и часто служат питательной средой и строительным материалом для парадигмальной архитектуры различных предметных дисциплин.
Может сложиться впечатление, что чем более гуманитарной является научная дисциплина, тем в большей степени к ней применим методологический конструкт «эпистема», и в меньшей «парадигма». Эпистема создаёт условия возможности познания, поскольку имплицитно содержит в себе критерии научного и ненаучного знания, а также представления о том, каким образом такое знание может быть получено. Парадигма выступает как «более проявленный» фундамент для построения языка научного описания.
Л.Н.Богатая пишет: «употребление выражений гуманитарная парадигма (парадигма гуманитаристики) или философская парадигма едва ли является правомерным, ибо ни гуманитаристика, ни философия, чаще всего, не оформляет результаты своих исследований в форме строгих теорий или концепций» [27, с. 11].
Украинский философ А.И.Афанасьев приходит к выводу о «недостаточно адекватном современному уровню гуманитарного знания понятию парадигмы» [17, с. 102].
Гуманитарные исследования осуществляются в среде плохо сочетаемых друг с другом, часто «несоизмеримых» подходов и концепций. Отчасти это объясняется взаимной непереводимостью тех или иных дисциплинарных языков.
Ситуация усложняется ещё более, если рассмотреть влияние на исследователя многочисленных «поворотов», задающих специфическую акцентуацию внимания учёных.
По мнению немецкого исследователя Дорис Бахманн-Медик «повороты» в науках о культуре позволяют выйти за ограничения, налагаемые
Термин «парадигма» с точки зрения Дорис Бахманн-Медик – слишком узок, поскольку он указывает на то общее, что объединяет научные сообщества и представителей отдельных дисциплин. «В случае новейших наук о культуре теории трансформируются скорее независимо от дисциплин, то есть игнорируя научные сообщества в образе обособленных научных групп» [20, с.18].
Как заметила Н.П.Безуглова, «культурологические исследования находятся в межотраслевом поле, предмет которого не принадлежит никому» [21]. Потому можно сказать, что термин «парадигма» не схватывает нечто существенное для культурного процесса в целом. С другой стороны, необходимо отметить, что в современном мире научные сообщества выглядят уже совсем иначе, чем во времена Т.Куна. А.С.Шохов пишет: «практически все научные сообщества уже превратились в развивающиеся (активно коммуницирующие с другими научными сообществами)» [160, с. 109]. Поэтому междисциплинарное поле, которое ранее никому не принадлежало, фактически активно осваивается представителями всех дисциплин. Благодаря этому влияние парадигм начинает распространяться в том числе и на междисциплинарное поле.
Думается, именно это обстоятельство позволяет многим исследователям использовать термин «парадигма» и в науках о культуре и в философии. Среди этих авторов А.И.Афанасьев, Л.Н.Богатая, И.И.Гусева, М.С.Гусельцева, Д.Маркус, М.А.Можейко, Т.Н.Попова, О.П.Пунченко, В.Б.Ханжи, М.Фишер и другие. Значение термина «парадигма» в этих исследованиях отличается от значения термина в естественных науках о природе, в гуманитаристике термин «парадигма» в значительной степени дрейфует в сторону эпистемического.
Так, например, О.П.Пунченко пишет о гуманитарных парадигмах: «функционирование и развитие этого понятия связано с деятельностью субъекта в сфере духовной культуры» [117, с. 104], он также подчёркивает «человекомерный характер» [117, с. 104] гуманитарных парадигм.
Предположение, что для многих исследовательских задач можно найти технологию решения и язык, благодаря которому это решение может быть сформулировано и понято, выглядит вполне обоснованным для точных и естественных наук. Например, задача, связанная с взаимодействием разных веществ, проще всего решается, если исследователь использует уже готовые подходы и язык химии. Задача, связанная со взаимодействием элементарных частиц, может быть решена с использованием квантовой механики. Каждое погружение в ту или иную предметную сферу и использование укоренённых в ней исследовательских подходов предоставляет исследователю технологии и инструменты, благодаря которым он получает шанс быстро приблизиться к решению. Но возможна ли выработка чёткого алгоритма для философского анализа, особенно, если речь идёт об исследовании коммуникации? Как было отмечено выше, философ не может погружаться в одну из предметных дисциплин, используя существующие в ней подходы, парадигмы и язык, чтобы сформулировать ответы на интересующие его вопросы. Погружаясь в них, он выпадает из своего «метафизического хронотопа», утрачивает позицию «интервальной рефлексии» [68, с.27]. Исследователь-философ должен иметь некий ориентир в своих путешествиях по теориям, концепциям и парадигмам, – ведь иначе его исследовательская задача может оказаться нерешённой.