Стратегия обмана. Трилогия
Шрифт:
– Вот именно, - равнодушно произнесла Алистрина, - всё пройдёт, как и всегда.
– Что тебе не нравится?
– То, что толку от наших маршей - ноль.
– Но это же лучше ,чем просто сидеть и ничего не делать.
– А зачем делать, если нет никакого результата? Этот марш вам не разрешат проводить. Опять тебе пересчитают ребра дубинкой и разобьют очки. Так в чём смысл таких результатов?
– Я вижу, - обиженно кинул Шеймас, - ты успела разочароваться в протестной деятельности.
– Наверное, - согласилась она.
– А ещё не хочу, чтоб
Шеймас ничего не ответил, и Алистрина поспешила уйти в свою квартиру.
Через неделю за городом действительно состоялся марш против незаконных арестов. Стоило только людям с транспарантами в руках приблизиться к колючей проволоке, коей огородили тюрьму, как солдаты без предупреждения открыли огонь резиновыми пулями и пустили в толпу слезоточивый газ.
– Ну что, сильно ты помог Финбару?
– решила поддеть Шеймаса Алистрина, когда тот вернулся домой.
– Через неделю пойдём снова, - лаконично ответил он, - теперь уже через Дерри. Хорошо бы, если б вдоль маршрута не было людей из ИРА, - как бы невзначай упомянул он, - чтобы не случилось провокаций, а то солдаты слишком нервные.
Алистрина его намек поняла. Значит, он догадывается, что она изменила мирному демонстрационному движению с парамилитаристами. Но он не ругался и не подавал виду, что обижен. Значит, мальчик всё же понимает её, хоть и не знает об истинных причинах её поступков.
Пожелание Шеймаса Алистрина настойчиво донесла до командования деррийской ячейки, и с ним согласились.
В воскресенье к двум часам дня Алистрина пришла на площадь, откуда должен был начаться марш, и разыскала в толпе Шеймаса.
– Как?
– удивился он, - я думал, ты не должна приходить.
Алистрина переняла из его рук плакат с надписью: "Любой человек считается невиновным, пока его вина не доказана", и ответила:
– Сегодня я хочу быть таким же мирным активистом, как и ты. Можно?
Шеймас тепло улыбнулся и взял Алистрину за руку. Это было примирением.
Марш двинулся на север. Впереди на малой скорости ехал грузовик с углём, а за ним следовали тысячи демонстрантов. На каждой улице к маршу присоединялись всё новые и новые прохожие. Никто в Свободном Дерри не остался равнодушным к призыву освободить невиновных.
Зря Шеймас боялся провокации со стороны обеих ИРА - это из рук простого школьника на армейские баррикады полетел первый камень. За десять минут марш превратился в бедлам - людей поливали из брандспойтов, обстреливали резиновыми пулями, травили слезоточивым газом.
Алистрине стало даже весело. Мокрая с ног до головы она поняла, что за три с половиной года участия в маршах такое с ней власти ещё не делали.
– Что ты смеёшься?!
– с укором кричал ей Шеймас, тяня за руку прочь.
– Что смешного?!
А Алистрина всё смеялась. Как это нелепо, стоять посреди улицы в конце января вымокшей до нитки и даже не думать о том, что надо идти домой. Ей хотелось продолжения боя, хотелось присоединиться к мальчишкам и запулить камнем в солдатскую каску. Всё нутро распирало от
В толпе демонстрантов раздались отчаянные крики. Казалось, вся улица окрасилась красным. Люди падали на дорогу, а их кровь текла по мокрому асфальту. В страхе Алистрина крутила головой по сторонам, не зная, куда деться. Рука Шеймаса потянула её вниз, и невольно Алистрина упала вслед за ним. Из его груди хлестала кровь, а губы вздрагивали в беззвучной мольбе.
Она знала что делать, ведь не зря два года была госпитальной медсестрой. Алистрина спешно стянула с себя куртку, чтоб зажать его рану. Два внезапных толчка толчка ударили в спину и плечо, и она невольно повалилась на Шеймаса.
– Ничего, ничего, - глядя его по голове приговаривала она, - сейчас всё закончится, и мы отвезём тебя в больницу...
Она хотела сказать больше, но не дал острый кашель. На асфальт брызнула чёрная кровь. Только сейчас Алистрина поняла, что ранена, как в 1942 году, когда красноармейцы стреляли в зимнем лесу, сидя на деревьях. А сейчас английские снайперы, видимо, открыли огонь с крыши дома напротив.
Мимо лежащих на дороге людей проехал БТР - военные прорвали баррикады и вошли в Свободный Дерри. Воздух пронзали крики и звуки выстрелов, а Алистрина обнимала Шеймаса, заслоняя его неподвижное тело своим. Ещё один раненый мужчина стонал по ту сторону дороги. Алистрина собиралась помочь и ползком двинулась к нему, но ту же получила пулю в шею. Кровь хлестала из горла, Алистрина не смогла крикнуть, предупредить - один из демонстрантов размахивал белым платком, пригибаясь, шёл к ним, к раненым. Она увидела только, как фонтан крови вылетает из его виска и он замертво падает рядом со стонущим. А потом глаза закрылись и в голове вспыхивали лишь звуки боя.
Алистрина открыла глаза только когда почувствовала, как кто-то пытается перевернуть её на спину. Это был врач скорой помощи.
– Ему...
– прохрипела она, протянув руку в сторону Шеймаса, - он ранен.
– Не разговаривайте, - оборвал её медик, прижимая скрученную марлю к шее.
На лице его читался испуг, видимо от происходящего вокруг и непонимания того, что же он видит сейчас перед собой. Алистрина набралась сил и отвела его руку от себя.
– Не трогай меня, - злобно произнесла она.
– Иди к Шеймасу.
– У вас тяжелое ранение, - настойчиво произнёс он, не сводя глаз с почерневшей материи.
Алистрина замахнулась для удара, но врач увернулся.
– Я не разрешаю тебе помогать мне. Понял?
Больше он не рискнул приближаться в ней. Кругом было немало людей, кому он был куда нужнее.
Шеймаса отвезли в госпиталь. Когда один из медбратьев помог Алистрине подняться на ноги, она согласилась ехать с медиками, но только, чтобы быть рядом с Шеймасом. Она чувствовала холод от мокрой одежды и как влажная корка крови запекается на спине. Она чувствовала свербящую боль в легком, как саднит плечо и покалывает в горле, но упорно не давала врачам себя осмотреть.