Стратегия семейной жизни. Как реже мыть посуду, чаще заниматься сексом и меньше ссориться
Шрифт:
«К счастью, мотоциклетный шлем стоит меньше двухсот долларов», — сказал нам он.
Пример № 3
Стороны: Колин и Лили
Колин и Лили познакомились в 1996 г. в операционном зале маленького чикагского инвестиционного банка. Колин был тихим гением математики и статистики, который в юности мечтал строить ракеты. Он выглядел так, будто сам не очень понимает, каким ветром его занесло в сферу финансов и что вообще он делает среди этих воротил с татуировками новозеландских аборигенов под дизайнерскими рубашками, которые все время требуют «дать пять», глушат после работы «ирландскую автомобильную бомбу» [50] и заваливаются спать прямо
50
Алкогольный коктейль, состоящий из ирландского стаута, сливочного ликера и ирландского виски. — Прим. пер.
У Лили проблем с самоощущением не возникало. В этом обществе она чувствовала себя как рыба в воде. Она пила текилу высшего сорта. Носила дорогие очки. И была звездой торгов. Она выступала посредником в сделках между клиентами — крупными инвестиционными компаниями, вроде Fidelity или T. Rowe Price, желающими продать или приобрести очередной нехилый пай, и своим банком, торгующим акциями по всему миру. Работа у нее была кипучая, нервная и не то что без выходных, но даже и без перерывов: с утра и до ночи. Лили приходилось заарканивать и «обрабатывать» изменчивых клиентов, убеждая их довериться ей и не искать другого трейдера. Так как по большей части ей приходилось иметь дело с враждебно настроенными мужчинами, она все время чувствовала себя так, будто ею хотят попользоваться.
У Тима и Молли был прекрасный брак — если не считать одну чудовищную проблему. Каждое утро, когда Молли уходила на работу, Тим принимал душ, выходил из ванной и, не задумываясь, бросал свое мокрое полотенце на женину половину кровати. А это значило, что каждый вечер Молли приходилось укладываться спать во влажную постель. «Это было просто какое-то хамство, — говорит она. — Самое настоящее хамство!»
Молли по-хорошему просила Тима вешать свое полотенце на сушилку. Пыталась над ним подшучивать, ругалась, обижалась и, конечно, постоянно ворчала. Но ничего не помогало. Каждую ночь она снова оказывалась как будто в промокшей под дождем палатке. Наконец она не выдержала и решила отомстить. Как-то раз, пока Тим играл с дружками в «боггл», она сходила в душ и потом засунула свое очень мокрое полотенце под покрывало на его стороне кровати. Укладываясь в постель, Тим не сказал ей ни слова — но больше спать в луже ей не приходилось.
Молли применила наказание — тот стимул, которым не стоит злоупотреблять, но вполне можно воспользоваться, если ваша половина ведет себя как последняя свинья. В бесстрастном, логичном мире экономики угрозу наказанием относят к отдельному виду стимулов — к «принуждению». Штрафы за превышение скорости, электрический стул или государственные санкции против недобросовестных предпринимателей — все эти способы принуждения разработаны как раз для того, чтобы заставить людей ходить по струнке. Помните, что это кнуты, а не пряники. Щелкайте ими осторожнее.
«Клиенты считали, что, раз я женщина, я легко поддамся на их уговоры, — рассказывает она. — Но на самом деле из-за такого отношения я становилась только агрессивнее».
В общении с клиентами она проявляла, по словам Колина, «какую-то занозистую женственность» — абсолютную непоколебимость с легким налетом кокетства.
«Она ни на цент не сбавляла цену, но при этом умудрялась внушить клиентам, что предлагает им очень выгодную сделку», — вспоминает Колин.
У Колина не было «занозистой женственности» или, если на то пошло, «занозистой мужественности». Он презирал скользких клиентов. Он ненавидел разговаривать с ними. Он нервничал, когда ему звонили несколько человек подряд, и боялся поднять трубку. Операционный зал казался ему невыносимо шумным, а своих коллег он считал недоразвитыми придурками. Колина интересовало, почему акции передаются из одних рук в другие и куда их несут подводные течения рынка; а его коллег, насколько он понимал, интересовала только нажива.
Лили,
«Он выделялся среди остальных, — говорит Лили. — Все бежали к нему за помощью, когда их клиент требовал объяснить механизмы функционирования биржи. Колин всерьез изучал рынок, в отличие от всех нас».
Колин выжидал подходящий момент. Он видел, что Лили старается вписаться в трейдерскую компанию, подстроиться под нее, но был уверен, что, если у нее есть мозги, это общество ей вскоре наскучит. «Я это нутром чувствовал», — заявляет он.
И нутро его не обмануло. Через два года Лили смертельно устала от операционного зала. По глупости она повстречалась/переспала с несколькими своими сотрудниками. «Секс был хороший, но за завтраком поговорить нам было не о чем», — говорит она. И вот, почувствовав, что для него наконец открылась лазейка, Колин послал ей электронное письмо с предложением поужинать вместе.
Она согласилась.
Они выпили пива и обсудили своих коллег. А также поговорили о футболе (оказалось, что она ярая болельщица «Нью-Ингленд Пэтриотс»). И о своих семьях. Колин узнал, что у Лили в Новой Англии живут три сестры, которых она навещает каждый месяц, и отец, с которым она каждый день говорит по телефону. «Какая же ты “железная леди”, если каждый день звонишь папе?» — посмеялся Колин.
Колин проводил ее до дома. Она пригласила его зайти. Потом, как вспоминает Колин, «она завалила меня на кровать, запрыгнула сверху, все сама сделала и напоследок сказала, что не обидится, если я уйду».
Он не ушел. И, как призналась Лили, за завтраком ей с ним было не скучно.
Дома Лили была боссом, принимала все решения и следила за их исполнением, что вполне устраивало Колина. Когда приходило время планировать отпуск, она звонила в турфирму, выбирала направление и через несколько дней объявляла Колину, куда они едут. По утрам он приходил на кухню с двумя галстуками в руках и спрашивал: «Какой лучше?»
«Этот», — говорила она, едва взглянув на них.
Когда они обставляли свою первую совместную квартиру, Колин и пальцем не пошевелил: «Не помню, чтобы мы хоть раз обсуждали мебель, кафель или бытовую технику. Она сама все выбрала».
Когда Лили забеременела, она приняла еще одно ответственное решение: она не собирается совмещать работу с воспитанием ребенка.
«Некоторым женщинам может показаться, что я просто капитулировала, — говорит Лили. — Но для меня это было спасением из рабства».
Она принялась за материнские обязанности с таким энтузиазмом, которого Колин от нее, честно говоря, совсем не ожидал. Она шила наволочки, придумывала игры, готовила домашнее бананово-грушевое пюре. Она даже перестала материться.
Они переехали в пригород, завели еще одного ребенка и окружили себя новой компанией друзей. Преобразование было очень мощным: казалось, что и Лили, и их отношения изменились для Колина совершенно неожиданным образом. Он чувствовал себя… ну, по большому счету, брошенным. Лили полностью сконцентрировалась на детях — на собраниях родительского комитета, футбольных тренировках, поиске частных преподавателей для дополнительных занятий, — и на Колина ее на хватало. Уложив детей спать, она чувствовала себя слишком вымотанной, чтобы уделять внимание еще и мужу. Ей хотелось либо лечь в постель с книжкой, либо усесться напротив телевизора и чего-нибудь выпить. О сексе она даже не вспоминала.
«Ей не было до меня дела, — рассказывает Колин. — Она спрашивала, как прошел мой день, но ответ уже не слушала».
Если раньше Лили была «очень собранной», то теперь она частенько жаловалась, что устала, переживает из-за тех решений, которые ей приходится принимать касательно детей, и беспокоится о материальном благополучии семьи. Это озадачивало Колина, потому что, насколько он знал, она любила все за всех решать, да и с деньгами у них все было в порядке.
«Дело было даже не в том, что мы не занимаемся сексом, меня больше волновали ее подавленность и равнодушие ко мне», — говорит Колин.