Стратегия Второй мировой. Восточный фронт

Торопцев Александр Петрович

Очнулась Дуся в тени дерева во дворе роддома, уже горевшего, обвалившегося. В сознании мелькнула мысль, даже не мысль, а ощущение прижавшегося к груди ее ребенка, ощущение, ради которого живет любая женщина. Дуся рванулась в горевшее здание роддома. Но крепкие руки остановили мать. Она упала на землю, поползла, извиваясь, отталкивая руками, ногами, туловищем, головой крепкие руки. Она хваталась за камни, за пыльную, легкую землю, она не кричала, но хрипела отчаянно, что-то мыча, будто в бреду тяжелобольная. Она не плакала, но слезы лились по щекам ее, слетали на пыль крупными пятнами. Крепкие

руки были сильнее. И шум пожара был сильнее голосов новорожденных, и шум войны был сильнее шума пожара.

Разве мог кто-то Дусе Носаль приказать не воевать? Или убедить ее, или уговорить, встав на колени: «Не воюй, Евдокия! Работай в тылу. Ты еще свое нарожаешь». Разве Дуся Носаль могла об этом думать? Она могла думать только о мести.

Евдокия Ивановна Носаль (1918–1943)

Они с мужем попали на Урал. Грыцько служил инструктором в летной школе, готовил летчиков-истребителей, писал рапорты, но на фронт его не пускали. Дуся училась летать, научилась, попала в Энгельс, оттуда с полком «ночных бомбардировщиков» в Донбасс.

Она быстро стала лучшим летчиком в полку. Она летала чуть ли не каждую ночь. Она делала по несколько вылетов за ночь. Она уже не мстила, а просто воевала, била немцев, била. Она мечтала победить, родить, жить.

Лишь самые близкие подруги знали о ее горе. Для остальных она была просто лучшей летчицей полка, своенравной и веселой, дерзкой и остроумной, жизнерадостной и упрямой. Она была «лидером в себе». Не капитаном, не организатором-командиром, а именно «лидером в себе»: я делаю все лучше всех, ты сделала хорошо – я сделаю еще лучше, я сделаю!

Восемь месяцев сплошных ночных боев. Немцы рвались к Волге, теснили советские войска на Северном Кавказе, работы было много. Именно работы: ночной, военной. Мужчины давно уже оценили их труд, а девушкам все было мало, мало. А Дусе Носаль никак не хотелось отдавать кому бы то ни было первенство.

Однажды она вернулась из полета расстроенная и сказала штурману Глаше Кашириной:

– Мышонок меня напугал до смерти! Вылез из отверстия на приборной доске, посмотрел на меня как хозяин. У меня душа в пятки.

– А я думаю, почему ты вся изъерзалась! – удивилась Глаша.

– А вдруг их там тыща! – вздохнула Дуся и перед следующим вылетом закрыла дырочку фотографией мужа.

Долго ее выручала фотография, помогала ей в борьбе с мышами. И в ту ночь муж помог Дусе. Села она за штурвал самолета, полетела со штурманом Глашей Кашириной на задание в район Новороссийска. Возвращались «домой» налегке. Настроение у девушек было бодрое.

И вдруг откуда ни возьмись немецкий самолет объявился в небе, увидел «ночную стрекозу», «У-2» Дуси Носаль, и атаковал его. Первой же пулеметной очередью фашист убил Дусю и отправился на свой аэродром.

Глаша Каширина несколько раз окликнула командира, поняла, в чем дело, моментально взяла себя в руки и каким чудом долетела до аэродрома, посадила машину. Через несколько секунд у израненного «У-2» стояла

санитарная машина, а еще чуть позже самолет обступили женщины. Штурман Глаша Каширина спустилась на землю, подошла к командиру полка, громко доложила о выполнении задания, и силы ее оставили. Она, конечно, не упала в обморок, как какая-нибудь тепличная дамочка, она твердо стояла на ногах, но голосом тихим, беспомощным Глаша Каширина сказала:

– Летчик Дуся… погибла.

Девушки поднялись к кабине и увидели безжизненное тело лучшего летчика полка и залитую кровью фотографию ее мужа.

Через день Дусю Носаль похоронили на окраине станицы. Над гробом прозвучали три залпа из винтовок, пролетели истребители… А затем и холмик появился свежий над могилой, и памятник деревянный, а на нем – фотография красивой девушки.

А еще через несколько дней в газетах напечатали фамилии солдат и офицеров, которым было присвоено звание Героя Советского Союза, и на памятнике появилась нацарапанная твердой рукой надпись: «Евдокия Носаль – летчик-герой».

Глава 4. Сталинград. Надо держаться

Сталинградская оборонительная операция продолжалась с 17 июля по 18 ноября 1942 года. В эти четыре месяца бои здесь не затухали ни на день.

Немцы, развивая успехи весенних и летних сражений на Южном направлении, приближались к Волге. Неудачи Красной армии были неожиданны для Ставки, а значит, и для тех, кто должен был встретить врага в смертельном бою на Волге.

Сталинградцы все лето возводили укрепления в виде радуг с центром в городе. Ежедневно по 18 тысяч горожан выходили на работы. Они перебросали вручную, лопатами, да перенесли на носилках огромное количество кубометров тяжелой степной земли, соорудив четыре Сталинградских оборонительных обвода. Последний из них, самый близкий к городу, был 50 километров в длину. Действительно гигантская получилась окопная радуга.

Но немцы наступали быстро. К началу Сталинградской битвы готовность оборонительных обводов составляла всего 40–50 %. Это помогло захватчикам. В первых числах сентября они подошли к четвертому обводу, тянувшемуся вдоль заводских поселков и городских окраин. По сути дела, город оказался в блокаде. С запада его стягивала жесткая дуга фашистских армий, с востока тянулась широкая Волга.

Командующий 64-й армией генерал Михаил Степанович Шумилов

Командующий 62-й армией генерал-лейтенант Василий Чуйков на переднем крае обороны. 1942 год

Непосредственно в городе сдерживали давление немецких дивизий 62-я армия генерала Василия Ивановича Чуйкова (1900–1982) и 64-я армия генерала Михаила Степановича Шумилова (1895–1975). На плечи их воинов легли самые страшные тяготы Сталинградской оборонительной операции.

Конец ознакомительного фрагмента.