Страж перевала (сборник)

Логинов Святослав Владимирович

— Но чем ты можешь помочь мне там?

— Как чем? — громко удивился Торикс. — Ты же сам говорил, что, явившись сюда, враг хочет заставить нас биться его оружием. А я встречу его по ту сторону гор, и пусть он бьется моим. Посмотрим, устоит ли чародей в честной схватке. Для всех вас, Лонг, он Владыка, но мне–то он никто. И неужто ты полагаешь, что я не найду десяток–другой товарищей, которые не побоятся пойти куда угодно и разогнать любые толпы бесплотных теней? Так что ты скажешь о моем плане?

— Я не знаю, какими вы станете, когда перейдете

границу, не попадете ли и вы под власть Всемогущего.

— Настоящий человек всюду останется собой! — убежденно сказал Торикс, и Констанс в знак согласия молча наклонила голову.

— Сейчас я отправлюсь в город, — Торикс встал, — а к вечеру вернусь. Возможно, уже не один. Но в любом случае, завтра у нас будет отряд. Честно говоря, я давно хотел посмотреть дивную страну, откуда ты родом, но ты же знаешь, Лонг, какой я домосед, — я бы никогда не собрался. А так совместим приятное с полезным!

Торикс рассмеялся и вышел. Лонг сидел, глядя в пол. Он не знал, надеяться ему или нет. Потом поднял глаза и встретился глазами с Констанс. Она ничего не сказала, не шевельнулась даже, но Лонг отчетливо понял, что она просит:

— Возьми и меня с собой.

— Нет, — молча ответил он, — если бы это было можно, я бы забрал тебя раньше.

— А ведь там живет мастер Труддум и землепашец Оле, — она произнесла это как бы про себя, и некому было удивиться неуместности вдруг зазвучавших слов. — Они лучше многих реальных людей.

— Труддум против воли помогает Владыке, а Оле ушел от меня, — сообщил Лонг и тут же, словно и не было только что полубезмолвного разговора, оживленно спросил:

— Констанс, как ваши дети? Почему–то в этот раз ты ничего о них не рассказываешь.

— О!.. Дети выросли. Они стали совсем большими и воображают, что могут прожить без матери.

— Когда они поймут, что это не так, они станут действительно взрослыми, — сказал Лонг.

Констанс поднялась.

— Я покажу из письма.

Торикс вернулся к обеду. Тяжело вошел в дом, огляделся потерянным взором и выдохнул одно слово:

— Война.

— Что? — переспросила Констанс.

— Война, — повторил Торикс. — Кто бы мог подумать? В наше время. Здесь. У нас. И главное — сейчас, когда тебе нужна помощь. Вот что, Торикс выпрямился, лицо его затвердело, — я все равно пойду с тобой. Пусть меня считают трусом и дезертиром. Здесь справятся и без меня, давно известно, что нападать на нас дело безнадежное. А ты один, тебе нужна помощь. Одно плохо: я не смогу привести отряд. До чего же не вовремя все случилось!

— Погоди, Тор, — сказал Лонг. — Не надо решать сгоряча. Боюсь, что связь между нашими мирами сложнее и крепче, чем мне казалось вначале. Ты говоришь — справятся без тебя. Нет, не справятся. Ты сила, Торикс, победа там, где сражаешься ты. Не надо уносить ее отсюда туда, где она никому не нужна. А обо мне не беспокойся — у меня еще есть два дня, за это время мы с Труддумом придумаем что–нибудь. В крайнем случае, ты всегда успеешь скрестить меч с Владыкой.

Торикс молчал,

обхватив голову руками. Лонг подошел к дверям.

— Мне пора уходить, — сказал он. — Но я обязательно вернусь. Ведь у меня еще есть два дня.

Замок встретил Лонга небывалой суматохой. Какие–то вооруженные люди пробегали по коридорам, стояли у кремальер и бойниц, дозором бродили вдоль стен. Во дворе раздавался плачущий рев вьючного зверья, скрипели телеги. Там что–то выгружали, собирали, мастерили. Несомненно, это затеи Труддума. Лонг усмехнулся. Все–таки, Труддум — плоть от плоти этого мира. Он обязан непрерывно и суматошно действовать, и он действует: собирает дружину, возводит укрепления. Хотя отлично понимает, что замок защищать некому. Когда настанет время, доблестные мужи разительно переменятся. Побегут храбрецы, бдительные уснут на часах, а самые верные — предадут.

Впрочем, возможно, все будет не так. Дружина окажется воинственной и неустрашимой, стены — неприступными. Плоскогорье вскипит страшной битвой, полчища Владыки будут вырезаны — ему не жаль! — а потом снизу подойдут новые легионы и, прежде чем начнется настоящий бой на гребне Перевала, Владыка устроит театральное судилище над непокорными. Может случиться все, что угодно, ясно лишь одно — суета ни к чему.

Мастера Лонг отыскал на крепостном дворе. Труддум, азартно размахивая длинными руками, указывал помощникам, как следует крепить на огромнейшем и ни на что не похожем механизме нестерпимо блестящий серебряный щит. Лонг критически оглядел творение Труддума. Явно новая штука, таких здесь прежде не бывало. Значит, такие же будут у Владыки. Господи, как драться–то с этой кучей металла?

Труддум спрыгнул с горба стальной машины и побежал навстречу Лонгу. Вымазанное черными полосами лицо сияло.

— Знаю, о чем думаешь! — крикнул он на бегу. — Ты неправ, а я умница!

— Конечно, ты умница, но зачем это? — спросил Лонг.

— Чтобы собрать машину, мне нужен подмастерье. Лучше двое. А ты ушел, и Оле тоже нет. Пришлось звать людей с плоскогорья, и, конечно же, набежал целый полк. Все хотят дела, и все его получили. Пусть тешатся, когда настанет пора, мы их отошлем. Нам не понадобится войско, нам ничто не понадобится, кроме новой машины.

— Я согласен, что в природе нет оружия вернее твоего танка, — сказал Лонг, — но что станет, когда Владыка бросит на нас сотни таких механизмов?

— Хоть тысячи! — Труддум приподнялся на носки и зашептал в ухо Лонгу: — Пусть хоть миллионы! Это не оружие. Это зеркало. Оно не умеет нападать, оно лишь отражает все. Владыка пошлет в бой чудовищ — такие же бестии выйдут ему навстречу. — Он бросит огненные стрелы — пылающий дождь упадет на его голову. Пускай он создает такое же зеркало — нам ничего не будет. Мы не станем нападать, мы будем самыми лояльными из непокорных подданных, даже слова осуждения не позволим мы себе. В этой войне плохо придется тому, кто начнет атаку, а воевать хочет Владыка. Нам от него ничего не нужно.