Страж зари
Шрифт:
— Пойдет? — спросил тот, ставя на стол непочатую бутылку «Мартеля».
— Нормально. Слушай, а ты в одиночку, что ли, это дело забацал?
— Считай, что так.
— Не ожидал. Нет, серьезно. Ну а есть уже что-нибудь? В смысле пощупать, посмотреть. Так сказать, в металле.
— Ну полноценного действующего образца нет. Так, заготовки.
— А когда планируешь закончить?
— Думаю, еще несколько недель. Нет, не верил он Перегуде.
Тот, словно почувствовав что-то, сказал:
— Но, думаю, через недельку смогу тебе показать лабораторный образец. Сам понимаешь,
Дальше задавать вопросы, не имея на руках фактов, было бессмысленно. Ясно, что у него уже есть какой-никакой образец, без этого разговор даже не стоило и начинать. Как ясно и то, что сейчас он ничего показывать не собирается. Не хочет и не будет. И, главное, к нему никаких претензий. Ну что с того, что человек занимается исследованиями? Пока они не перешли в практическую плоскость, это не возбраняется, даже где-то поощряется. И, кстати, честно — ну или не совсем честно — рассказал об этом своему коллеге маг-директору. При этом не только посвятил его в суть своих изысканий, но и назвал сроки завершения работ. С формальной точки зрения он чист.
Так зачем же ему нужен был Павел?
Горнин посмотрел на часы.
— Пойдем-ка уже. Там, поди, все закончилось, — сказал он.
— Пошли, — согласился Перегуда, вставая. — Так что ты решил?
— Да что решил? Ни хрена я не решил! Чего решать-то, если даже смотреть не на что?
— Ну а в принципе?
— А в принципе надо сначала одно дело закончить, а уж потом за другое браться. Что ты ко мне пристал, как лист, понимаешь, к заднице?! Подумать трэба, помозговать. Это ж вопрос — сам понимаешь. С кондачка такое не делается, — вдохновенно проговорил он и добавил без смены интонации: — Ты пузырек-то захвати, мало ли чего.
До лаборатории шли молча: один — с бутылкой в руке, другой — с рюмками.
Страшно подумать, но если этот аккумулятор, который, скорее всего, станет называться М-аккумулятором или М-батареей, и Павла, здорово набирающего силу практикующего мага, соединить в одном месте и в одно время, то получается, что первый действующий образец должен каким-то образом зарядиться от него. Каким — не ясно. Но то, что Павел должен был выступить в качестве донора, почти что факт. Или, во всяком случае, очень похоже на факт. Настолько похоже, что даже мурашки по телу. Неужели эта сволочь решился на такое?! Хотя ради вечной жизни — почему нет?
А если не только?
Стоит глянуть чуть вперед — так ему никакая «раскоронация» не страшна! У него ж за пазухой всегда будет заряженный под завязку аккумулятор! Интересно, какая у него емкость? Один маг? Два? Десять? Сто?!
Кстати, кстати! А где все его люди? Охранники и прочая челядь, ясное дело, не в счет. Ведь, помнится, он не только красивых баб с собой возил, но и обязательно кого-нибудь из магов. Не всегда, правда, не всегда, но кто-нибудь был поблизости. В том числе и здесь, в усадьбе. Бог ты мой! Неужели он их всех на свой аккумулятор перевел?! И теперь ходит, как он сам сказал, с гондоном в кармане, а в нем, как сперма, всегда к его личным услугам пяток-другой магов помельче его масштабом,
От такой мысли Горнин чуть бокалы не выронил.
А ведь ходили разговоры, что летом в Харькове сильно занедужил и чуть ли не внезапно помер очень сильный и, главное, толковый маг Филиппенко. А ведь Рома летом мотался на свою историческую родину! Но разговоры пошли потому, что где-то за месяц до того попал в местную дурку Бобошко из Донецка. Как специалист он был не очень силен, но мужик видный и лихой, бабы его любили страшно, да и вообще к нему хорошо относились, и, помнится, с Перегудой он был вась-вась. А говорили оттого, что, как кто-то выразился, «на хохлов мор напал».
Усевшись перед монитором, он не сразу сумел сосредоточиться, настолько мысли его захватили. Когда же взял себя в руки, не сразу врубился в показатели. Восемьдесят три процента.
То есть аппаратура говорила, что наведенка на того пацана, условно говоря, на восемьдесят три процента была Пашина. Ну плюс погрешность. Считай, девяносто. Даже девяносто три — черт с ним! Но семь-то чьи? Или больше?
— Слушай, не спросил сразу. У этих машинок какая погрешность, не помнишь?
— Что? — оторвался Перегуда от экрана. — А-а, три процента. А что?
— Да считаю, — неопределенно ответил Горнин. — А сам-то проверял?
— Ясное дело. Точно, не больше трех. Это новая модификация.
Итак, восемьдесят шесть. Тогда чужих — не меньше четырнадцати. Это много. Это… Это непонятно. Откуда они взялись?
Он принялся один за другим грузить эталоны, нахватанные сегодня. «Друг Рома» покосился на него, когда он стал напяливать на себя «скафандр» — устройство для считывания, напоминающее разбухший мотоциклетный шлем, но ничего не сказал, снова уткнувшись в свой монитор.
Девяносто восемь с половиной, девяносто девять, девяносто девять и две, девяносто семь с четвертью. Практически сто процентов!
— Ну что у тебя получилось? — спросил Горнин, снимая с себя шлем, голова под которым вспотела, аж по щекам текло.
— Да что-то накопитель барахлит, что ли. Старье! Надо было давно заменить, да привык к нему как-то. Старею.
— А сколько?
— Погоди… Сейчас, немножко еще.
Горнин встал и зашел ему за спину, цапнув по пути бутылку.
— Хотя бы примерно, — сказал он и посмотрел на экран.
В углу светились зеленые цифры — 84,1. Сошлось!
Перегуда нервно оглянулся. Маневр с бутылкой отвлек его внимание, поэтому он ничего не успел сделать — картинку сменить или экран погасить.
— Чего ты за спиной встал? Знаешь же, не люблю.
— А, забыл. Десять капель примешь?
— Ну наливай.
Горнин с усилием выдернул пробку и разлил по бокалам. Рука у него подрагивала.
Поставив бутылку, он секунды полторы потратил на то, чтобы привести нервы в порядок. После этого взял полные чуть не до краев бокалы и пошел к коллеге, который встал ему навстречу, спиной заслоняя монитор.