Страж. Дилогия

Кистяева Марина

Алина медленно кивнула, пытаясь осмыслить сказанное. Где бред сумасшедшего, а где истина? Если предположить, что Герман рассказывает ей правду, то тогда можно объяснить вчерашнюю кровь на нем вместе с непонятной черной субстанцией. Да и оружейный арсенал в тему.

И всё же… Возбужденный мозг Алины отказывался до конца принимать произошедшее с ней.

– А я… Для чего нужна тебе я?

Она не стала рассуждать вслух по поводу услышанного от него рассказа. Ни к чему. Да и не интересно ему будет её мнение. Она для него никто,

это понятно. Алина по сему поводу не строила иллюзий и отчетливо понимала, что человек – или кто он там есть на самом деле – вынужденный охранять Пограничье, не будет сюсюкаться с девчонкой, притащенной к нему в дом с единственной целью – ублажать. Она просто плоть. Тело. И с этой мыслью надо свыкнуться. Да, на целых десять дней. Или уже девять?

– Я не знаю, насколько ты просвещена… – начал говорить Герман, потом оборвал себя, поморщившись – Не думаю, что ты вообще об этом когда-либо задумывалась. Ты – молодое поколение, не интересующееся высокими материями. И правильно. Такими, как вы, проще управлять. Я отвлекся. Секс является сильнейшим источником питания, обмена энергии. Про инкубов слышала?

Алина нахмурилась.

– Немного.

– Я – не инкуб. Не демон. Но подпитка сексом Стражам нужна постоянно. Поэтому, девочка…

От его недоговоренности у Алины скрутило желудок, и она вспомнила, как он её вчера разложил на столе. Грубо. Бесцеремонно. Подобного более она не хотела.

Пришлось снова кивнуть, показывая, что она его поняла. Хотя, какое, нафиг, поняла! Вся её сущность противилась происходящему, хотелось вскочить и крикнуть: "Бред!" или "Не верю!". Сдержалась. Облизнула губы. Под столом сжала руки.

– Получается, ты десять дней будешь постоянно иметь меня? – Господи, о чем таком она говорит?

И снова ухмылка, от которой бросило в холодную дрожь.

– Совершенно верно.

Где-то в груди застрял воздух. Сбился в кучку, надавливая на внутренности и причиняя реальную физическую боль. Как не храбрилась Алина, признавать, что ею будут пользоваться, как шлюхой, её разум отказывался. Воспитанная в уважении к отношениям между мужчиной и женщиной, Алина всей сущностью противилась принуждению и грубости. Ей с детства внушали мысль, что всё должно происходить если не по большой и светлой любви, то по симпатии и, однозначно, добровольно. А тут…

И что делать?

– Герман, – негромко начала говорить Алина, отчаянно пытаясь подобрать правильные слова, чтобы выразить свою мысль, донести до него, что она пытается сказать, и не нарваться на злость или, чего хуже, вспышку ярости. – Я… я могу обратиться к тебе с просьбой?

На такой вопрос полагается положительный ответ.

Но не тут-то было.

– Нет.

Алину точно пришибло. Казалось, сверху рухнуло нечто тяжелое и осело на плечи, отчего девушка сжалась, более того, захотелось ссутулиться. Титаническим усилием воли она заставила себя расправить плечи и, несмотря на отказ, продолжила:

– Я всё

же осмелюсь озвучить её. Это даже не просьба, а предложение… – брови мужчины медленно поползли кверху, сам же он вновь откинулся на спинку, демонстрируя полное безразличие к её словам. Пришлось сцепить зубы и продолжить: – Я не скрою, и считаю, что это нормально. Я боюсь тебя, ещё больше я боюсь боли. Я растерянна, испугана, и это абсолютно логично. Но я хочу договориться, Герман. Тебе не нужны истерики и бабские слезы, мне не нужна боль и насилие. И если ты… выбрал меня… – тут захотелось выругаться и обрушить на его темноволосую голову проклятья, а то и что-то потяжелее, – мы же можем как-то эти десять дней сосуществовать мирно?

Ну вот. Она сказала. Теперь оставалось ждать его реакции.

С ответом он не спешил. Сидел и молча рассматривал её, отчего Алина начинала нервничать всё сильнее. И чем больше времени проходило, тем ярче становились её эмоции и чувства, к которым примешалась ещё и раздражение. Она пытается договориться! Что в этом плохого? Или он живет по принципу – женщина ничто, мужчина – всё?! Тогда дело обстоит ещё хуже, чем она предполагала.

– Что же, – наконец, заговорил он, и его голос прозвучал чуть приглушенно. – Значит, хочешь всё по согласию? Что-то новенькое. И даже интересно становится.

Интересно? И в чем же заключается интерес? Алина сильнее сжала кулаки. Она сейчас не выдержит, сорвется, закричит.

Нельзя.

Поэтому вдох-выдох. Вот так.

– Значит, ты согласен?

– А ты не поняла моего ответа? – теперь послышалось недовольство.

Как же с ним трудно! А ещё труднее понимать, что именно тебе приходится подстраиваться, а твоему навязанному партнеру всё равно. Он и без твоего одобрения раздвинет ноги и возьмет тебя, не позаботившись о том, не причиняет ли тебе боль. О маломальском удовольствии сейчас речь не шла.

– Поняла, – промямлила Алина, ни в чем не уверенная. И чтобы скрыть неловкость и уйти от щекотливой темы, задала следующий вопрос: – Получается, вы, Стражи, меняетесь каждые десять дней?

– Да.

У кого-то пропадало желания отвечать на вопросы.

Но Алина продолжила их задавать. Она ухватилась за возможность беседы, страшась, чем решит заняться Герман, если они перестанут разговаривать!

– А прорывы часто случаются?

– Чаще, чем нам хотелось бы.

– И вы…

– Хватит.

Одно слово. И всё. У Алины что-то оборвалось от страха, а когда она увидела, что Герман поднимается, то и вовсе запаниковала. Потому что штаны не скрывали увеличившуюся выпуклость.

Девушка, побледнев, тоже встала на ноги. И попятилась.

– И это ты называешь "мирно сосуществовать"? – поддел её Герман, продолжая наступать.

Она прекрасно уловила суть сказанного.

– Сейчас тебе не нужна подпитка, – её слова прозвучали откровенно жалко.

– И? – кажется, ему было даже весело.