Страж. Тетралогия

Пехов Алексей Юрьевич

— Времени-то как раз у меня немного. Я не знаю, надолго ли с нами Тильда.

— Разве Павел — не ее учитель? — удивился я, перепрыгивая через упавшее поперек дороги обгоревшее бревно.

— Она с нами всего два месяца. Раньше ее учил Карел.

— Понимаю, — сухо ответил я.

Карел обожает женщин. Я бы сказал, что даже слишком обожает. И не все ученицы готовы бросаться в его постель по первому зову. Магистры уже несколько раз рассматривали жалобы на него. Страж просто не в состоянии был держать себя в руках, если поблизости появлялась

юная смазливая мордашка.

— Карел желает вернуть Тильду?

— Желает, — буркнул Браин. — Он подал магистрам протест. И требует отправить ее к нему, но сначала наказать за бегство.

— Давай разберемся. Павел взял ее в ученицы? — Я осмотрел пустынную, мертвую улицу с домами, внутри которых собиралась густая вечерняя тень.

— Взял.

— Тогда она и останется его ученицей. Он никогда не бросает своих учеников. И он магистр. Его слово в этой истории будет самым весомым. А Карел — кретин. Уж можешь мне поверить.

Услышав мои слова, Браин повеселел.

— Планируешь работать с Тильдой — тренируйся вместе с ней. Если, конечно, она этого хочет.

— Я не знаю, хочет или нет.

— Так узнай.

На улицах, узких и мрачных, все было покрыто пеплом и черной золой. От деревянных построек остались лишь печные трубы. Каменные — выгорели изнутри и стояли с провалившимися крышами. Очень часто на нашем пути встречались трупы.

Они лежали здесь не один день и выглядели соответствующе — изрубленные саблями, проколотые копьями, утыканные арбалетными болтами, обгоревшие и растерзанные.

Я извлек из ножен кинжал:

— Давай начнем. Ставь фигуру на стену этого дома и усиливай, но так, чтобы она не забивала мою. А я займусь рисунком возле… Возле вон того трупа, пожалуй. Так контур будет гореть, подпитываясь от мертвого.

— Хорошо.

— Поглядывай по сторонам.

— Конечно.

Мы разошлись, и каждый занялся своим делом. Я стоял на коленях на холодной, покрытой черной золой земле, и лежащий в пяти шагах от меня мертвец, которому кто-то разрубил грудную клетку, безучастно наблюдал за мной пустыми глазницами.

Вороны любят лакомиться чужими глазами.

Фигура была не из простых. Ее следовало не только нарисовать, но и совместить с рисунком Браина, так что я не торопился, работая с той тщательностью, от которой зависела не только моя жизнь. Чем сложнее становился рисунок, тем с большим сопротивлением шел кинжал, и приходилось прилагать усилие, чтобы рука не дрожала, а линии выходили ровными.

Говоруны — неприятные твари. Они опасны для обычного человека, даже когда слабы, а уж после того, как их собирается целое гнездо, отжирающееся на мертвечине, худо придется любому, кто окажется поблизости. Шесть лет назад подобная стая с легкостью прикончила целый гарнизон в приграничной крепости недалеко от Кайзервальда. Двадцать крепких вояк сошли с ума от шепота, звучащего в их головах, и поубивали друг друга, обеспечив темные души свежей плотью.

Гертруда рассказывала, что потратила почти четыре дня, чтобы найти и перебить всю напасть.

Дар защищает стража от шепота говорунов. Но не спасает от их зубов.

— Все готово. — Браин подошел ко мне.

У него на висках выступил пот.

— У меня тоже, — сказал я, замкнув последнюю линию.

— Здорово, — с нескрываемым восхищением произнес он. — Такая… четкая структура рисунка. Словно вы по линейке вели линии.

— Еще пара лет, и у тебя будет то же самое. Идем. Не стоит терять время. У нас еще один участок.

— Эм… Вы не будете проверять то, что сделал я?

— Зачем? Тебе осталось меньше года до окончания обучения, и, уверен, ты все сделал правильно.

Он не стал скрывать, что доволен оказанным доверием.

Мы вновь пробирались среди трупов и сожженных строений. В развалинах дальнего дома показалась собака, облаяла нас с безопасного расстояния и скрылась, так и не решившись подойти поближе.

— Сюда можно возвращаться снова и снова, — сказал мой спутник, глядя на чудом уцелевшую деревянную стену трактира, возле которой были расстреляны из арбалетов больше двух десятков горожан.

Как и в других местах, часть трупов оказалась объедена, а края плоти фосфоресцировали.

— Ты прав, — согласился я. — Темные души могут появляться здесь до бесконечности. Если не из этих бедолаг, то хотя бы потому, что смерть привлекает их.

Нам потребовалось больше двадцати минут, чтобы добраться до следующей точки, а затем поставить новые фигуры. Я опять рисовал недалеко от мертвеца, и у него снова отсутствовали глаза. Меня начали терзать смутные сомнения, причину которых я понять не мог. Дискомфорт, овладевший мной, не давал покоя. Я закончил работу и начал ходить среди тел, изучая их.

Глаз не было у каждого десятого. Не так уж и много, если честно. Но меня смущало то, что это не слишком походило на воронье. Птиц в округе оказалось до смешного мало. Да и клюв бьет не так. Гораздо более грубо. А здесь словно анатом поработал.

— На что вы смотрите? — поинтересовался Браин.

— Ты. Называй меня на «ты». Мы стражи, и нет нужды в излишней учтивости, — отстраненно произнес я. — Черт побери!

В этот момент на противоположном конце города в небо ударил знак тревоги.

Только теперь я понял, что меня смущало. Шрам, который оставил мне окулл, жег бок холодом.

Браину следовало отдать должное — внешне он сохранял спокойствие и все время оставался у меня на виду, крепко сжимая кинжал. На его ладони мягко мерцал знак в виде песочных часов.

В этой части городка почти не было мертвых, но все тела, которые попались мне на пути, оказались безглазыми.

Тильда с перепачканным золой лицом выскочила из-за угла, растрепанная, с покрасневшими глазами.