Стража Лопухастых островов

Крапивин Владислав Петрович

– Степка, смотри…

На газетном краешке выше мелкого текста было напечатано: «Вечерний Ново-Груздев. № 211. 19 августа 1960 г.»

– Вот какое там время.

Степка вдруг сказала шепотом:

– Это папин день рожденья. Он, конечно, в другой год родился, позже, а число то самое…

И какая-то другая она сделалась, будто затвердевшая. Но не надолго, на несколько секунд. А потом опять зашевелилась и шумно прошептала:

– Ига, а если выломать доску и вылезти туда ?

Значит мы окажемся в том году ?

По Иге снова пробежал озноб.

– Степка, не вздумай!

– Почему?

– Потому что мы не знаем. Как там и что… Всякое же может быть…

– А что?

– Ну… это же не наше время. Вдруг прыгнем туда и пропадем. Или не сможем вернуться… Или сделаем случайно что-то такое, чего потом никто не расхлебает. Есть такой рассказ, про бабочку…

– Какой рассказ? – спросила она с ноткой недовольства.

– Будто один человек на машине времени поехал в давнее прошлое, к динозаврам. Ну, как турист. Ему велено было: за очерченный круг не ступать, ничего-ничего там не трогать. А он, дурак, раздавил бабочку… А когда вернулся, оказалось, что в его времени все не так, гораздо хуже…

– Из-за бабочки?

– Из-за пустяка может многое случиться. Есть еще басня про гвоздь. Кузнец, когда подковывал коня, случайно взял плохой гвоздь, и подкова скоро отлетела. А случилось это на войне, во время боя. А на коне сидел маршал. Он с коня слетел, его затоптали. Солдаты увидели, что главный командир убит – и бежать. Враг ворвался в столицу, потом захватил всю страну…

Степка молчала.

«Какой ты рассудительный, – словно сказал кто-то внутри Иги. – Просто трусишь, вот и все…»

И все же он не просто трусил. Он боялся разрушить что-то хрупкое, вроде своей Конструкции на столе, если вдруг нечаянно заденешь локтем. А если он и боялся за кого-то , то не столько за себя, сколько вот за нее… которая виновато посапывает рядом.

Иге захотелось оттащить Степку от щели. Но она вдруг отодвинулась сама, вздохнула, словно ей вмиг надоело подглядывать за жизнью в чужом времени.

4

Степка снова уселась на сундуке. Ига сел рядом.

«Интересно, почему я не удивляюсь этому чуду с кладовкой? Может, потому, что я внутри него ?»

А Степка вдруг сказала:

– Интересно, где мы ? Ига, а может, нам все это просто кажется? Или мы спим? Или…

– Что «или»? – насупился Ига.

– А вдруг нас нет на свете? Ведь кладовки-то нету… Может, мы уже умерли?

Игу опять щекотнуло мурашками.

– Щипни себя и узнаешь: живая или нет, – буркнул он.

– Я сама себя щипать боюсь. Лучше ты меня… – Она локтем вперед протянула к нему голую руку. Тощенькую, беспомощную. Ига понял, что не дотронется до нее.

– Нет уж,

лучше ты меня… – И придвинул к ней ногу. Степка несмелыми пальчиками попыталась ущемить его икру.

– Не-а, у тебя мускулы крепкие, не щипаются…

– Ох уж, крепкие! – Ига с непонятной злостью ущемил пальцами кожу. – Уй-я… Нет, Степка, мы еще живые.

Она вдруг заливисто засмеялась.

– Тихо ты. Услышат…

– Да никто не услышит! Кладовки же нет на свете … Я теперь понимаю, почему бабушка меня ни разу не нашла, когда я здесь пряталась.

– А… зачем пряталась?

– Если все надоедало…

– Что надоедало? – спросил он с неожиданной тревогой.

– Ну, вообще… Дед с бабушкой…

– Они тебя обижают?

– Не-а… Наоборот. Притворяются, что любят.

– С чего ты взяла, что притворяются? Может, правда любят.

– Не-а. Я же знаю. Я им ни к чему… И сама я тоже, притворяюсь, что люблю их. Так и живем. Забавно, да?

– А почему ты тогда у них? Зачем здесь оказалась?

Степка сказала со взрослой умудренностью:

– Всякие обстоятельства… У нас там рядом с домом завод, от него дым всякий день, а у меня бронхиальная астма случилась. Еще и сейчас остатки есть, хрипы внутри. Послушай, если не веришь. Приложи ухо к спине… – И повернулась к Иге острыми, обтянутыми зеленым платьицем лопатками.

Иге что делать-то? Осторожно приложился щекой к платьицу. Ощутил расплюснутым ухом острый позвонок. Хрипов не расслышал, потому что громко стукали два сердца – Степкино и его. Но сказал с сочувствием:

– Кажется, похрипывает. Немного.

– Ну вот… А здесь климат хороший.

Малые Репейники и правда отличались замечательным климатом. Казалось бы, близкие болотистые Плавни должны нагонять всякую сырость и малярийные хвори, но ничего подобного не было. Комары, правда, иногда резвились, но в меру. И ни разу никому не попалось ни одного энцефалитного клеща, хотя вокруг недалекого Ново-Груздева их было полным-полно.

– Значит, ты всегда будешь здесь жить?

– Не знаю. Наверно, долго. Пока совсем эта астма не пройдет…

– А родители… Они с тобой не смогли поехать?

– Мама не смогла. У нее там… ну, в общем, никак не смогла. Вот и отправила к деду и бабке. А я их раньше совсем не знала…

«А отец?» – конечно же, закрутился в голове у Иги тревожный вопрос. И конечно же, Степка его ощутила. И сказала тихо:

– А папы уже нет. Его убили на войне.

Ига окаменел, словно в игре «скройся-умойся», когда водящий командует: «Замри!» Даже дышать стало трудно от холодного прилива всяких чувств. Здесь и щемящая жалость к Степке. И страх. И виноватость за свою благополучную жизнь, в которой молодые, здоровые мама и папа, которым (тьфу-тьфу!) ничего не грозит…