Страждущий веры

Гольшанская Светлана

— Увидим.

Безликий отвернулся и вытер кровь с подбородка так же, как вытирал прежде согревающий напиток. Встал и вскинул руки над вэсом. Пальцы сплетались в странные жесты, губы шептали заклинание на неведом наречии. Подчиняясь напеву, каменная бездна разомкнула прожорливую пасть и поглотила тушу демона.

— Не удивляйся. Чем ближе мы к Тэйкуоли, тем я сильнее. Идём. Лучше принимать бой там, чем здесь.

32.

Мы шагали рука об руку по тёмному проходу. Становилось теплее, совсем жарко. Пришлось снять парку и повесить на локоть. Хотелось избавиться от торбазов, потому что ноги в них сильно потели,

но ступать по острым камням босиком я не решилась. Факел догорел и потух. Сделалось беспроглядно, но Безликий смело двигался вперёд, словно видел как при свете. Ни разу на стену не наткнулся. Уверенно вёл за собой, и только поэтому я не боялась. Полагалась на него.

Послышались мелодичные трели певчих птиц. Горьковато-сладкие ароматы луговых трав ласкали ноздри. За поворотом забрезжил мягкий рыжевато-золотистый свет. Через несколько шагов мы вошли в огромный пещерный зал. Под ноги бросился вислоухий заяц с переливающейся фиолетово-зелёной шерстью. Над головой порхали птицы в радужном оперении. Жар исходил от огненных озёр у стен, светился, разгоняя тьму по углам. Камень на полу превратился в почву, которую пышным ковром устилали необычные пурпурные лапки папоротника. Между ними тонкими копьями высились лилии цвета малахита. Свежо и раздольно. От восхищения захватило дух. Какие яркие краски, почти как в сиянии Червоточин. По сравнению с ними тусклый человеческий мир казался жалкой поделкой нерадивого подмастерья. И всё же немного рябило в глазах.

Навстречу вышел словно отлитый из золота безрогий олень с козлиной бородой. Он опустился на колено и благоговейно склонил голову. Безликий погладил его широкий лоб. Олень печально заглянул в глаза и ушёл.

— Что это? — с удивлением выдохнула я, когда на моё плечо сел мотылёк, постоянно менявший цвет крыльев.

Безликий улыбнулся. Его окружил целый рой мотыльков, птиц и мелких зверьков, будто каждый стремился почтить и хоть на мгновение коснуться его благодати.

— Тэйкуоли — Долина духов. Лунги, иччитэ, миснэ, пупыги — все возвращаются сюда из Среднего мира, чтобы обрести плоть и отдохнуть.

— Почему они так льнут к тебе?

— Соскучились. Тоже потеряли веру и смысл, правда, у них осталась память. Бездна сожаления об ушедшем, об утраченном. Моё присутствие даёт им надежду, что Владычество небесное можно вернуть.

Духи обступили нас кругом. Я обняла себя руками. В этом сказочно красивом месте мне вдруг передалась скорбь Безликого, хотя я до сих пор не до конца понимала и принимала его.

— Смотри, а этот, кажется, к тебе.

Звонко посвистывая и расталкивая в стороны других духов, к нам спешил знакомый по Готланду поросёнок с головой младенца. Правда, здесь он отрастил фиолетовые волосы до пола и маленькие крылышки, розовые в цвет туловища.

— Свинтус, ну надо же! — я обняла его, как старого друга.

— Никакого уважения от этих людишек, да? — усмехнулся Безликий.

Дух согласно пискнул, но всё равно приветственно облизал мои руки и встал рядом.

Безликий провёл ладонью по воздуху, словно отирая зеркало от пыли. Белая точка превратилась в облако, почернела, стала грозовой тучей. Остроконечными пиками из неё вырастали закопчённые остроконечные башни грандиозного города. Он пуст. Он мёртв.

— Девятые небеса, благословенный город богов. Когда-то он был белее снега. На улицах цвёл жасмин, вишня и сирень. Вокруг журчащих фонтанов под песни соловьёв танцевали прекрасные апсары в летящих цветастых одеждах. Не было в мире места прекраснее. Но мы возгордились, стали высокомерны и недальновидны. Утратили смысл. Забыли, ради чего существуем и что даёт нам жизнь. И поплатились за это.

Безликий щёлкнул

пальцами, и видение исчезло. Так вот в чём причина его неизбывной скорби. Более человечный он даже начал мне нравиться. Не так как раньше, как кто-то идеальный, кого я по большей части придумала. А живой, настоящий, которому хочется посочувствовать. Но не верить, как в легендарного героя. Да, он небожитель и сражается с Легионом во имя мести, только спасать меня и Микаша ему совершенно ни к чему. Восстановит силы и забудет о своём обещании: продолжит пользоваться телом Микаша, а меня сделает послушной рабой, несущей людям божественную волю. Намного ли это лучше участи нелюбимой жены?

В сопровождении свиты духов Безликий направился к бурливой чёрной реке, вьющейся меж огненных озёр. Остановился у одинокого ворота водяной мельницы. Сбоку между спицами застрял толстый железный посох, не позволявший колесу двигаться. Сам механизм намертво сковало синей ледяной коркой, не тающей даже от жара огненных озёр.

Я вопросительно глянула на Безликого, памятуя, что к чёрной воде лучше не приближаться.

— Мельница душ. Когда-то колесо черпало души из мёртвой реки и возрождало их в Среднем мире. Через него могу вернуться и я с братьями. Но тогда Тень с Легионом тоже вырвутся из темницы. И миру придёт конец. Поэтому я застопорил механизм — разорвал связь времён, чтобы мы навечно остались замурованы здесь.

Так он сгинул, не потому что проиграл, а потому что победил. Стал сторожем собственному брату. Как это, должно быть, тяжело — предательство родной крови, вражда с тем, с кем был рядом всю жизнь. Я бы не вынесла, если бы что-то подобное случилось со мной и Веем.

Безликий опустился колени. На земле рядом с ним пылали рисунки-символы, о значениях которых говорил Вейас. Пять из них перечёркивали глубокие трещины. Безликий провёл пальцами по бороздкам.

— Легион повредил так много. Придётся попотеть, чтобы всё поправить. Можешь пока отдохнуть, — он указал на папоротниковую поляну и снова повернулся к символам. — Боюсь, это надолго.

Я не спешила уходить. Стало любопытно посмотреть на его магию. Безликий закрыл глаза, сосредотачиваясь. Из озера к нему потянулась огненная нить. Словно мастеровитый кузнец, он поймал её в ладони и принялся плести сложные узоры, заполняя трещины жидким огнём. Лицо напряглось, со лба струился пот, в глазах полыхала решимость.

Стараясь не шуметь, я опустилась на пурпурное ложе из мягких листьев папоротника. Задрала голову. Под высоким сводом клубилась серебристая парная дымка, почти как у нас дома. Терпкие запахи пьянили и кружили голову, нежный щебет птиц убаюкивал. По телу растекалась тёплая истома как перед долгожданным сном. Вспыхнули щёки, из головы напрочь выветрились все мысли. Безумная лихорадка. Но до чего же хорошо! Если бы можно было остановить время и застыть в зыбкой неге навечно.

Хотелось ещё чего-то доселе неизведанного. Чего — и сама не понимала. Ласкового прикосновения ветра? Солоноватого дыхания океана? Завораживающего танца огня в очаге? Суровых пейзажей родных лесов? И ещё...

Я бесстыдно пялилась на широкую спину Микаша. Интересно, как Безликий выглядит на самом деле? Древних богов часто изображали со звериными чертами. Дуэнтэ — медведь, Фаро — кашалот. Может, и у Безликого была пёсья голова, а вместо ног копыта? Было бы смешно, но вряд ли. У статуи его отца звериных черт не было, да и сам Безликий повадками напоминал людей, хотя, может, это оттого, что он жил с ними так долго. Значит, и внешность у него должна быть соответствующая. Высокий, синеглазый, темноволосый. Гибче и сильнее Микаша. С неизбывной тоской на безмерно благородном лице. Хотелось бы мне это видеть!