Стражи цитадели
Шрифт:
Герик кивнул. Он не выказывал страха. Нотоль двинулась к середине помоста, держа хрустальный флакон и бокал.
— Ты пришел к нам, постившись? — спросила она.
— Он не ел и не пил уже сутки, — ответил Зиддари у нее из-за спины. — Я убедился в этом.
Старуха кивнула и наполнила бокал жидкостью темно-красного, почти черного цвета.
— Вот напиток, которого ни одно смертное создание не может испить, не изменившись. Осуши его до капли, и с этой ночи тебе не потребуется пропитания, кроме того, что будет вскармливать твою силу.
Она протянула Герику
— Не пей! — закричала я. — Ты не такой, как они! Но Герик не слушал и не слышал меня. Он взял бокал, поднял, приветствуя каждого из лордов, и поднес к губам. Первый глоток заставил его содрогнуться, но дальше он уже не колебался. Медленно, неумолимо он осушил кубок, с усилием проглотив последние капли, прежде чем глубоко вздохнуть, явно превозмогая тошноту.
Нотоль забрала кубок из его дрожащей руки.
— Крепкая выдержка, не правда ли? Вы чувствуете его в каждой косточке, в каждой жилке, каждом волоске? Ваше тело отторгает его, потому что это питье не для смертных. Но вы научились приказывать себе и позволите ему завершить работу, очищая, преобразовывая, делая ваше тело иным, чем оно было когда-либо.
Нотоль вернулась на трон, а Парвен занял ее место на помосте.
— Когда вы впервые прибыли к нам, юный принц, вы предложили нам свой меч. Мы не приняли его тогда у вас, потому что он не был подтвержден доблестью, не был достоин нас. Но больше вам нет нужды в подобных ничтожных орудиях. Теперь мы требуем от вас клятвы в том, что вы не поднимете против нас, ваших братьев и сестры, руки. Желаете ли вы отказаться от этого символа своей прошлой жизни и поклясться в этом безоговорочно?
Герик обнажил меч и воздел его высоко, пока тот не блеснул в слабом свете, сияя и переливаясь. Затем выпрямил спину и преклонил колено перед Парвеном, протягивая меч на раскрытых ладонях.
— И вы приносите этот обет по собственной воле? Герик кивнул.
— Да будет так, — заключил Парвен. Аметистовый луч упал на меч с его золотой маски.
Стальное лезвие начало сиять, все более и более ярким пурпуром, пока не утратило форму и не растеклось по рукам Герика. Тот не шевельнулся, пока расплавившийся меч не исчез, оставив после себя лишь зловоние горячего металла и сожженной плоти. Потом он поднялся, холодный и торжественный, напряженно вытянув руки вдоль тела.
Зиддари выступил вперед, заменив рослого лорда, и взглянул на Герика сверху вниз рубиновыми глазами.
— Вы познаете цену вашей силы, юный принц. Она не так уж высока. По крайней мере, не для той жизни, для которой вы рождены. Вы уже не тот сопливый ребенок, которого я встретил совсем в другом месте. Вы познали кровь и боль так, как никогда не узнал бы он. Вы познали силу, которой он никогда не смог бы коснуться, и все то, что делало его слабым, укрепило вас. Настало время проститься с этим ребенком. Вы согласны?
Герик закрыл глаза и склонил голову, и Зиддари положил руки на его сияющие рыжие волосы.
— Итак, я забираю у вас имя, данное вам в этот день двенадцать лет назад, и оковы, которыми оно связало вашу свободу. Отныне не остановит
Зиддари поднял руки, Герик посмотрел вверх, и он уже не был прежним. Изящество юности в его чертах, уже погрубевших от солнца и пустыни, обрело каменную резкость. Отныне я не видела мальчика, кричавшего мне, чтобы я бежала, и боявшегося посмотреть мне в глаза, словно извиняясь за то, что потерял душу. Он больше не был мальчиком.
— Теперь, — продолжила Нотоль, — прими наш величайший дар ко дню своего рождения, ко дню, когда ты занимаешь свое место среди сильных мира сего.
Трое собрались вокруг Герика. Приглушенный шум на грани слышимости резал уши. Над светящимся синим кругом на полу появилось кольцо из тусклой латуни, выше человеческого роста. Подвешенное в воздухе, оно начало вращаться, притягивая желтый свет фонарей и разноцветные блики глаз лордов.
— В последние дни вы испробовали воды тьмы, но сегодня вы погрузитесь в них, искупаетесь в них, очиститесь от того, что помешало бы полнейшему раскрытию вашей силы. Шагните в сферу, раскройтесь и наполните себя тем, что найдете там. Этими силами, вместе с нашими и вашими собственными, вы необратимо изменитесь. Желаете ли вы этого?
Герик кивнул еще раз.
— Тогда войдите и потребуйте то, что принадлежит вам по праву рождения.
Без колебаний Герик шагнул в сферу, свитую из красного, зеленого и пурпурного света. Его размытые очертания были видны в ней, руки и ноги простерлись в стороны, а лицо запрокинулось, словно он готовился обнять то, что ждало его.
— Любимый сын мой, не делай этого! — закричала я. — Держись за то, что ты есть. Нет ничего необратимого. Ты не такой, как они. Ты благословен и любим с первого же мгновения, когда твой отец, и я узнали о тебе. Тобой дорожил мой брат, взрастивший тебя, как собственного сына. И твоя дорогая Люси — подумай, как боялась она той лжи, которую весь мир твердил про тех, кто обладает твоим даром, но она осталась с тобой, потому что ты был так дорог ей. Однажды ты снова узнаешь об этом. Ты не должен забыть…
И, борясь с горем и отчаянием, я повторила ему долгую историю, которую записала за последние дни, не веря, что он слышит меня или что это может что-нибудь изменить, но лишь потому, что я не могла молча наблюдать за этим ужасом.
Казалось, минула целая жизнь, прежде чем он вышел из светящейся сферы и сразу же был заключен в удушающие объятия Троих. Нотоль набросила ему на плечи черное одеяние, такое же, как у остальных лордов. Он закрывал руками лицо, пока они вели его к четвертому трону на помосте. Зиддари и Нотоль встали с обеих сторон от него и мягко отвели его руки, открывая глаза. Это были два черных отверстия, зияющих пустотой.