Стражи: Gelidus Corde

Klavinia

Я устало облокотился на стену, не зная, что должен был делать сейчас. В голове был сплошной бардак, мысли путались, я словно забыл самого себя.

«Зато вкус ее губ ты отчетливо помнишь», — с некой издевкой подумал я, отстраняясь от стены.

Когда мы выходили, нас практически поймала Евгения Владимировна, но Андрей, привычно следовавший за ней и заметивший нас, отвлек ее, увлекая в темноту коридора. Чем они там будут заниматься — их дело, мне судить не пристало.

Мы снова вылетели из школы, несясь навстречу снегу, залеплявшему глаза. Кетерния на ходу заматывала

свой длиннющий шарф, я даже не потрудился застегнуть куртку, желая охладить пламя, затопившее вены. Мы выбежали на набережную и замерли, всматриваясь в живое зеркало, с шепотом бившееся о гранитные набережные. Девушка сморгнула с длинных ресниц растаявшие снежинки и посмотрела на меня, счастливо и открыто улыбаясь. Ее щеки раскраснелись от мороза, а волосы растрепались из-за бега. Кетерния всегда выглядела так просто, но по-родному; одна ее улыбка заставляла мое сердце трепетать, а мозг отключаться.

«Неужели это любовь?» — внезапно осознал я, рассеянно глядя как бы сквозь стражницу.

Чертовка ласково посмотрела на меня, немного сощурив глаза и мило поморщившись.

— Саша, мы ведь на вершине мира! — вдруг закричала она и схватила меня за руку, перебрасывая ее через свое плечо. — Давай покажем, кто здесь хозяин!

— В смысле? — неловко спросил я, но снова побежал за ней, не имея возможности вырваться из цепкой хватки.

— Народу ведь нет! Давай колдовать! — Кетерния заливисто рассмеялась, поднимая свою руку в воздух и выписывая ей невероятные фигуры.

Остатки листьев с ближайших деревьев полетели за нами, смешиваясь в разноцветный водоворот, переворачиваясь на ветру, шелестя. Я, поддавшись ее наивному порыву, положил свободную руку на розоватый гранит набережной. Камень промерзал до основания, покрываясь колючим льдом. Холод медленно стекал в воду, сковывая ее мертвой хваткой.

— Видишь! Это так весело! — девушка крутанула листву вокруг наших голов.

Я рассмеялся, поманив воду пальцем, — жидкость послушной змеей поднялась из реки, переливаясь серебром в мутном дневном воздухе. Я расставил пальцы — струя разлетелась на капли, замершие в воздухе.

— Побежали, — Кетерния снова рванула вперед, перебегая мост без светофора — машины тормозили с жутким скрипом шин. — Наколдуй лед!

Я сделал движение, словно прогладил ткань, чтобы убрать некрасивые складки. Тротуар покрылся тонким слоем голубого льда, будто торт с глазурью. Чертовка с разбегу налетела на скользкую поверхность и, вцепившись в меня, чтобы не упасть, скользила вниз.

«Мы ведем себя так безответственно», — подумал я, но почему-то этот факт меня ни капли не расстроил.

Стражница импульсивно обняла меня за шею, сокращая расстояние между нами. Я быстро наклонился и чмокнул ее в нос, а потом под ее громкие протесты посадил ее к себе на закорки и понесся по набережной, скользя по мгновенно создаваемому мной льду. Кетерния уткнулась своим холодным носом мне в шею.

— Почему с тобой все так легко? — тихо спросила она, не требуя ответа.

Я лишь слегка покачал головой, скрывая свою улыбку в воротнике зимней куртки.

Мы слишком быстро дошли до ее дома. Она остановилась

перед входом в свой двор. Я даже и не надеялся, что она пригласит меня к себе, но чертовка, похоже, и не собиралась. Кетерния молча изучала меня, вглядываясь в мое лицо. Я выдыхал серебристые облачка, путавшиеся в бесконечных проводах большого города.

— Это ведь неправильно, так? — осторожно спросила она, выглядывая на меня из-под своих длинных ресниц, слегка покрытых инеем.

Я нервно кивнул, заходил желваками, чувствуя раздражение, которое вызвал этот вопрос у меня.

«Почему нельзя было оставить все, как есть?» — с толикой злости подумал я.

— Тогда тебе стоит рассмотреть, нужно ли тебе это все, — грустно бросила она, поправляя лямку сумки.

— Я уже все решил, — решительно сказал я, прожигая ее взглядом.

Я хотел продолжить возражения, но она нежно приложила палец к моим губам, останавливая поток моих протестов.

— Подумай еще раз, ты ведь мечтал не об этом, — настояла стражница, отодвигаясь от меня.

Она решительно повернулась на пятках и исчезла в темной подворотне, не оборачиваясь на меня.

— А пока нам лучше не видеться, — ее прощальный шепот противным эхом отразился от кирпичных стен.

Дверь подъезда громко хлопнула. Я устало закрыл глаза.

***

Я со всей силы ударил грушу. Костяшки неприятно свело. Я вернул ей равновесие и снова ударил, не обращая внимания на боль.

Я знал, что она права. Права во всем. Мне не нужна была любовь к ней.

«Любовь? Нет, какая там любовь», — спорил я сам с собой, противореча очевидным фактам.

Мне не нужна была любовь, но я хотел любить. Парадокс. Я остервенело ударил ногой по кожаной поверхности снаряда.

«Чтоб тебя», — злясь, подумал я.

Я злился на самого себя, ненавидел, что мне выпало быть ледяным стражем, что моя судьба была преподнесена мне на блюдечке с голубой каемочкой.

— Почему. Все. Так. Сложилось?! — я остервенело бил по груше на каждое слово, сказанное мной.

Я устало отошел к окну, стирая пот, застилавший глаза. Белый Петербург навязчиво светился жизнью. Толпы людей шли по узким тротуарам, меся коричневую жижу откровенно дорогой обувью.

«Противно», — я отвернулся от окна, не понимая, как раньше меня все это завораживало.

Я сделал себе бутерброд и завалился на диван. Глупая программа по тв не сильно меня увлекла, но заставила ненадолго забыться. Из пучины рекламы и фальшивых улыбок ведущих меня вызволил звонок. Я без лишних раздумий провел по экрану.

— Привет, бабуль, — бросил я, выключая звук телевизора.

— Здравствуй, Александер. Решил вашу проблему? — добродушно спросила женщина.

Я в ужасе приподнялся, не сразу осознав, о какой проблеме говорила родственница.

— Да, мы помирились, даже уже тренировались, — выдохнул я, с облегчением падая на спинку мягкого дивана.

— Я рада, — ответила женщина.

Дальше разговор тек в привычном русле: она рассказывала, как у нее дела, спрашивала о моих успехах и всяких мелочах, которые, скорее всего, случились со мной за последние дни.